Мой дом, наш сад

В саду еще прохладно, солнце не вступило в свои права, и моя кожа мгновенно покрывается мурашками. Мы бежим сквозь заросли кустов, и один раз я едва не падаю, зацепившись за ветку сирени. Моргана хватает меня за руку, вцепившись ногтями в запястье, и мы снова бежим. Крик не прекращается, и, на удивление, приносит облегчение. Пока Гвиневра кричит, она жива. То есть, если Гвиневра кричит, значит она жива.

Мы добегаем до пруда, где я сидела вечером, и меня охватывает тошнотворная паника - может все из-за меня? Нет, не просто, может быть, а совершенно ясно, что все из-за меня.

Гвиневра одета в форменное платье, видимо, спать она не ложилась. Она стоит по пояс в пруду и, судя по всему, уже не раз ныряла, ее одежда, ее волосы, вся она вымокла до нитки. Вокруг нее кружат птицы, те самые мертвые ласточки, от которых она закрывается руками, пытается отмахнуться. Видимо, Гвиневра не может сосредоточиться, чтобы применить магию. Ласточки мертвы, это очевидно. Их вспоротые внутренности мелькают то тут, то там. Они мельтешат вокруг Гвиневры, целясь своими острыми клювами ей в глаза. Я вижу, что руки Гвиневры уже изранены, но ей удается защитить лицо.

Очевидно, она просто не может колдовать, если ее руки заняты попытками защитить глаза и шею.

Моргана громко и грязно ругается, потом толкает меня:

- Давай, милая, ты же у нас волшебница номер два! Докажи это!

Моргана с помощью заклинания отрезает ветку ближайшего дерева, перехватывает ее и бросается в бой. Я хочу сказать ей, что это вряд ли может быть эффективным, ласточки и так уже мертвы, а потом понимаю, что если я ничего не сделаю, Гвиневра умрет. И Моргана умрет. И я буду виновата в этом. Одна только мысль заставляет меня остолбенеть. Я пытаюсь сосредоточиться, но ничего не идет на ум, меня трясет так, что я не уверена, смогу ли я сделать нужный жест. Если, конечно, пойму, какой из них нужный. Ласточки перекидываются и на Моргану, которая вслепую старается огреть их палкой посильнее. Моргана и Гвиневра в воде, среди кувшинок, отбиваются от птиц, а я стою на берегу, в полной или, по крайней мере относительной, безопасности и не представляю, что делать.

Мне просто ничего не приходит в голову, как будто все мои мысли специально покинули мозг именно в этот момент. Как будто я это специально. Тогда я бью себя по лицу, больно, так что прямо чувствую, как на щеке зацветает красным прилившая к сосудам кровь.

И мне тут же вспоминается, что делала Гвиневра на занятии Ланселота. Просто, талантливо и изящно. Я не уверена, что смогу это повторить, с другой стороны, у меня ведь на самом деле нет никакого выбора.

Я шепчу заклинание, стараясь совместить в одной формуле слова "тернии", "оружие" и "веревка". Не уверена, что Гвиневра использовала именно эту формулу, но другой у меня нет. Ласточки мельтешат перед глазами, пытаясь поранить мою лучшую подругу и мою соперницу, и мне никак не удается выделить из этой пернатой, когтистой толпы какую-то одну птицу, чтобы начать заклинание. Наконец, я замечаю птичку поменьше других, молодую особь, на которой могу сосредоточиться. Я вспоминаю, в подробностях, жест Гвиневры, и стараюсь его повторить. Мне не верится, что у меня получится что-либо, я все время отвлекаюсь на то, что происходит с Морганой, вижу ее исцарапанные руки и порванную ткань ее ночной рубашки. Впрочем, может именно это придает мне чувства, а чувство, это важная составляющая магии. Грудь ласточки, которую я приметила пронзает терний, я вижу на одном из шипов, вышедших сквозь нее, крохотное сердечко. А потом все случается слишком быстро, мои движения становятся автоматическими, и я удивляюсь, насколько точно помню то, что делала Гвиневра.

Я вижу, как тернии вылезают из клювов птиц, проходят сквозь их грудные клетки, вползают в их разверстые животы, связывают их друг с другом, крепко накрепко. Я улыбаюсь, прежде чем понимаю, что идея Гвиневры, конечно, была замечательная. Только не для этой ситуации. Моргана и Гвиневра, замирают, чтобы тернии их не задели и, не успевая выбраться, потому что все происходит слишком быстро, они оказываются в клетке. Тернии опутывают их, прилегая почти вплотную и чудом не раня, птицы, насаженные на шипы и ветки продолжают дергаться, как живые, их крылья колыхаются, бьются, из раскрытых ртов выходят стебли, но клювы продолжают двигаться.

- О, - говорит Гвиневра. - Великая волшебница. Не самое лучшее время, чтобы украсть чужую идею.

Гвиневра и Моргана стоят тесно прижавшись друг к другу, и Моргана кусает Гвиневру за ухо, видимо, очень больно, но та только морщится.

- Извините! - говорю я, уверенная в том, что специально навредила им, - Я сейчас все исправлю!