Мой дом, наш сад

- О, давай-ка пропустим ту часть, где ты говоришь, что мои монстры не в первый раз выбираются из подвала, и это я во всем виноват, меня стоит лишить права преподавания и подвергнуть остракизму. Ласточки, которых вы передали мне, спят смертным сном в подвале, в клетках. И, когда я проснулся от криков Ланселота, они - не проснулись, что предсказуемо, и в какой-то мере даже скучно. Можно предположить разве что, будто бы эти мертвые ласточки настолько умны, что способны сотворить себе алиби и настолько изворотливы, чтобы пережить сожжение. Сомнительно, правда?

Гвиневра открывает и закрывает рот, потом хмурится и, наконец, выдает:

- Понятно. Хорошо. Значит, вы вне подозрений.

- Мне неприятно, что ты об этом даже подумала.

Эмоциональный посыл Гвиневра, как и всегда, предпочитает игнорировать. Она приподнимается на кровати, устраивает подушку под спину, и снова становится той самой Гвиневрой, которая будто линейку проглотила.

- Я хотела потренироваться. Вдали ото всех. Все равно Ланселот велел нам вставать в пять утра, а я не могла заснуть. Я наложила заклинание тишины...

- Только на взрослых? - спрашивает Галахад. Лицо его не выражает ни сомнения, ни принятия, только застывшую, безжизненную улыбку.

- Да. Мне не хотелось, чтобы меня застали взрослые. А на детей я решила не тратить силы.

Моргана наклоняется ко мне и одними губами произносит "лжет". Мы слишком хорошо друг друга знаем, мне даже не нужно слышать ее шепота, чтобы почувствовать, по движению губ, что она говорит.

Но Гвиневра тоже отлично нас знает. Она бросает в нашу сторону укоризненный взгляд, и говорит:

- Я хотела потренироваться, вот и все. У меня не слишком хорошо получается изменять вещи. Вы и сами знаете.

- Почему ты не хотела потренироваться у себя в комнате?

- Там нет живых вещей. А в саду меня бы увидели.

Гвиневра явно не думала, что ей придется оправдываться за сегодняшнее утро. Мы смотрим на нее, но она упирается взглядом в Галахада. Если Гвиневра на чем-то настаивает, переспорить ее невозможно. То есть, можно получить чисто номинальную победу, если с тобой согласятся зрители, однако Гвиневра никогда не откажется от своих слов.

- Хорошо. Так что случилось с ласточками? - спрашивает Галахад, прекрасно зная об этом свойстве Гвиневры. Он подносит мизинец, испачканный в ее крови ко рту, быстро слизывает каплю.

- Я начала колдовать, и порезалась. Я хотела капнуть своей кровью на кувшинку и превратить ее в розу. После этого все и началось. Они налетели на меня, я начала отбиваться, а потом девочки меня нашли.

Галахад смотрит на нее отсутствующим взглядом, кажется, я даже могу увидеть рябь белого шума в его радужнице.

- Повтори еще раз, - говорит он. - Я прослушал.

- Вы издеваетесь?

- Если бы я издевался, я бы оставил тебе шрамы на лице. Я бываю рассеянным.

Это правда. Галахад бывал не просто рассеянным, он бывал чокнутым. Один раз я видела, как он три с половиной часа просидел на пороге, сжимая в руках оленье сердце. И сначала я думала, что Галахад просто творит ритуал призыва. А потом я поняла, что он о чем-то задумался, и ногти его рассеянно ходили под жилами звериного сердца. Я подходила несколько раз, и лишь в четвертый он заметил меня и помахал. Руки у него были в темной, почти до черноты, крови.

Гвиневра смотрит на Галахада с холодной злостью, потом кивает. Она повторяет все то же самое слово в слово, абсолютно с тем же выражением лица.

Мы с Морганой переглядываемся, Галахад же кивает.

- Хорошо. Тебе лучше остаться здесь, на некоторое время. Раны могут разойтись. Сегодня ты освобождена от уроков.

Я ожидаю, что Гвиневра закричит что-то вроде:

- Нет! Только не это!

Но она только кивает.

- Я хотела бы поспать.

- Конечно.

- Пока, девочки, - говорит Гвиневра, смотря на нас.

Мы выходим.

- Какая неблагодарность, правда? - говорю я. Однако от ситуации я испытываю удовольствие. У нас довольно редко случается что-то из ряда вон выходящее, и мы с Морганой ощущаем одинаковый ажиотаж. Не сговариваясь, мы замираем у двери, но в этот момент она открывается и выходит Галахад. Он приобнимает меня и Моргану за талии, я отхожу на шаг, а вот Моргана нет. Контакт между ними даже на вид кажется больше, чем просто игривым движением. Он слегка прижимает ее к себе, так как и не подумал бы прижать меня, когда приобнял нас обеих.

- Она врет? - спрашивает Моргана.

- Ну, конечно, - говорит Галахад. И я понимаю, что его отсутствующее выражение лица, выпадение из реальности было скорее игрой, способом проверить, что скажет Гвиневра во второй раз.

В книжках все время делают волшебников эксцентричными, странными и иногда безумными людьми. Это потому, что некоторая правда в вымысле все равно сохраняется (нам неоткуда взять реплику, кроме реального мира). Второй распространенный образ волшебника, это человек, который лишь притворяется безумным, а на самом деле единственное болезненное в нем, это рациональность. Я думаю, что эти два варианта не исключают друг друга. Безумие можно использовать. По крайней мере, мне нравится так думать.

- А на самом деле? - спрашивает Моргана.