Мой дом, наш сад

- Это, - начинаю я, задыхаясь. - Просто иронично. Я имею в виду, это же даже не смешно.

- Я вообще не знаю, почему я смеюсь.

- Просто мой мозг решил, что это настолько странное сочетание, настолько по-разному сошлись две важных вещи в моей жизни, что это оказалось смешно.

Ниветта хмыкает.

- Я читала, что смех это защитная реакция мозга на стресс. Какие-то вещи настолько не совпадают друг с другом, кажутся настолько неправильными и так не сочетаются, что ты начинаешь смеяться.

И мы снова начинаем смеяться. А потом, когда спазмы, наконец, утихают, вступаем из-под фонаря на крыльцо, и я открываю дверь.

Первое, что пронзает мой слух - выстрелы. Я давным-давно их не слышала. В последний раз, когда Ланселот пытался научить Кэя охотиться в тринадцать. Мы с Ниветтой бросаемся на звук одновременно, на меня вдруг снова нападает смех, но я сдерживаю себя.

Звук идет из зимнего сада в задней части дома. Весной и летом там почти никого не бывает, только иногда приходится поддерживать цветы магией, Галахад говорит, это хорошая тренировка.

Мы называем это место зимним садом, хотя на зимний сад в классическом понимании, то есть на то, что описывают в книгах и показывают в фильмах, он не похож. Это просторный белый зал с высокими арками окон и длинными рядами абсолютно белых стеллажей.

Моргана в детстве называла зимний сад библиотекой цветов, и определенное сходство действительно есть. На высоких стеллажах ровными рядами стоят укрытые прозрачными стеклянными колпаками цветы. Здесь есть все, от покрытых невесомым пухом одуванчиков до экзотических орхидей. Розы десятков видов теснятся рядом с колокольчиками. Скромные гвоздики рядом с похожими на звезды, по крайней мере по мнению древних, астрами.

Цветы причудливо разделены на группы, но никто из нас так и не понял логики, которая вложена в эти последовательности. Цветы образуют причудливые скопления алого, желтого, голубого и синего, белого, однако группки, разделенные так, всегда небольшие.

Я думаю, что Мордред, а без сомнения автор этой затеи именно он, ведь он любит цветы, хотел создать в этом пространстве что-то вроде букета. Последовательность, в которой на стеллажах стоят цветы, ряды полевых, но обязательно синих, ряды полевых, исключительно желтых, а между ними породистые, королевские розы невероятных оттенков - порождена исключительно его разумом.

Истинный смысл этого букета может знать только Мордред, но выглядит зимний сад причудливо и прекрасно, там всегда ни пылинки, ни пятнышка, он идеально белый, раскрашенный только цветами, неподвижными цветами под стеклом.

Мы с Ниветтой распахиваем тяжелую дверь, оказываясь в царстве белого. Часть меня уже приготовилась увидеть кровь моих друзей, размазанную по стенам. Дверь задевает вполне живого Кэя, и все остальные тоже к ней жмутся. Мы проскальзываем внутрь.

- Он нас видит? - спрашиваю я.

- Я вас слышу, идиотки, - рявкает Ланселот.

Он стоит по середине этого прекрасного места, у него в руках охотничье ружье, и он целится.

- Дижонская роза, значит? - рявкает Ланселот, разворачиваясь. - Охренительная красота!

Он спускает курок, раздается рев выстрела, а потом звон осколков, Ланселот сносит розе головку, а вместе с ней в пыль разлетаются два соседних колпака, и цветы тут же вянут, осыпая почерневшие лепестки.

- Бельведер, сука?! - говорит Ланселот и так резко разворачивается, что мы все вместе прижимаемся к стене, и я обнимаю Ниветту, однако Ланселот лишь стреляет в другую розу.

В огромной комнате он уже успел расстрелять пяток редких растений, задев рикошетом их соседей.

- Сука! - орет Ланселот, и крик его отражается от тонн стекла, которые в покое существовали тут до его прихода.

- Нефритовая, нахрен, лоза?! - рявкает он. А потом рычит, снова нажимает на курок, и прекрасное, длинное, невероятно-бирюзового цвета растение осыпается, лишившись своей стеклянной тюрьмы и единственной защиты.

Осколков на белом полу уже довольно внушительное количество. Я сцепляю пальцы, думая о маневре, который мог бы спасти меня в случае, если сейчас Ланселот наставит ружье на нас. Ничего не приходит мне в голову, и я только ошалев, как и все остальные, глазею на то, как Ланселот расстреливает цветы. Наконец, вперед выступает Гвиневра. Она похрустывает носком туфельки на осколках, потом поднимает один из почерневших лепестков, вертит в руках.

- Ланселот, - говорит она неожиданно властно, и он оборачивается, наставляет на нее ружье. Мы бы попятились еще, да больше некуда.

- Чего? - говорит он. И я вижу, что палец у него на курке. Гвиневра, однако, выглядит так, будто никакого ружья у Ланселота нет и вовсе.

- Мы все слышали, - говорит она. Моргана шипит. Кажется, это не совсем то, что она сама сказала бы человеку с ружьем.

- Ну охренеть теперь, - говорит Ланселот. - Довольны? Всюду сунули свои маленькие милые носики?

- Эй! - говорит Гарет.

- Как-то прозвучало странно! - говорит Кэй.

- С вами я вообще разговаривать не собираюсь, щенки!

- Лады.

- Да мы и не против.

- Гвиневра! - рявкает Ланселот. Она снова начинает хрустеть подошвой туфли на осколках.