Мой друг Адольф, мой враг Гитлер

Реакцией Гитлера на старую бисмарковскую канцелярию (она была заново отстроена и стала походить на Большой центральный вокзал в Нью-Йорке) было критиковать своего великого предшественника. «Он не имел никакого представления об архитектуре и правильном использовании пространства, – жаловался Гитлер. – Представьте себе, что это такое – кухни на первом этаже». Он систематически пытался приуменьшить величие Железного канцлера, причем на самых странных основаниях. «Старый Бисмарк не имел никаких идей, как решить еврейскую проблему», – сказал он как-то за столом. Его свита, разумеется, не имела никакого уважения к традициям или к окружающим вещам. Шауб и Зепп Дитрих как-то сидели на старой парчовой софе и занимались какой-то грубой игрой друг с другом, чем совершенно вывели меня из себя. «Вы что, не понимаете, что, возможно, здесь сидел Бисмарк, – сказал я им. – Вы могли бы хотя бы попытаться вести себя подобающе». Гитлер был в комнате, но просто отвернулся и принялся грызть ногти.

Их интеллектуальный уровень равнялся нулю. Например, Шауб однажды наткнулся на фотографии обнаженной Матильды Людендорф, сделанные, когда эта эксцентричная дама проходила какие-то лечебные процедуры, и стал передавать их по кругу с одобрительным гоготом. Вечером дела были немногим лучше, потому что даже Гитлеру приходилось принимать участие в официальных развлечениях, и иногда звали меня на фортепьянный номер. Теперь это случалось не так часто, как раньше, и не так часто, как считали некоторые в Берлине. Возможно, причиной таких домыслов стало то, что однажды я у себя дома устраивал вечер, когда из рейхсканцелярии позвонил Рудольф Гесс и сказал, что фюрер желает, чтобы я приехал и сыграл ему на рояле. Поэтому я покинул своих гостей и уехал. Это было своего рода жертвой, необходимой для того, чтобы оставаться рядом с ним. Они прекрасно знали, что у меня самого были гости, и, уверен, вызвали меня нарочно.

Вечерняя компания еще не деградировала настолько, как это произошло позже, когда Геббельс стал приводить своих подружек-актрис и каких-то непристойных женщин. И гости еще не были gleichgeschaltet[54]. Туда приходила очень своеобразная пожилая дама по имени фрау фон Дирксен, которая, кажется, была мачехой посла в Токио. Однажды при мне она сказала Гитлеру: «Вы должны понимать, что я есть и буду монархисткой. Для меня Вильгельм II до сих пор кайзер». Требовалось весьма солидное мужество, чтобы сказать такое даже в 1933 году. Гитлер раздражал ее своими длинными филиппиками о реакционерах и о том, как в свое время он расчистит авгиевы конюшни в министерстве иностранных дел.

Там всегда был яркий свет. Канцелярия походила на киноплощадку. Иногда я ходил и пытался выключить некоторые лампы, но Гитлер их не трогал. Блеск витрины был для него идеалом. Возможно, дело было в том, что, когда во время войны он отравился газом, зрение у него ослабло сильнее, чем он признавал, кроме того, он не различал цвета и был совершенно невосприимчив к игре светотени. Хорошего фотографа он ставил выше Леонардо да Винчи. По вечерам Гитлер все еще любил смотреть фильмы. Практически каждый день в его личном кинотеатре был сеанс. Одним из его любимых фильмов был «Кинг-Конг», который он смотрел два или три раза. Если вспомнить, это история об огромном самце обезьяны, у которого сначала родилась фрейдистская нежность к женщине, размером не больше его ладони, после чего он обезумел. Довольно страшная картина, но Гитлер смотрел ее затаив дыхание. Он говорил о ней целыми днями.

Его вкус в литературе все еще напоминал мне нижнюю полку его книжного шкафа на Тирштрассе. Мы снова были в Мюнхене, и в какой-то момент я пошел в ресторан «Остерия Бавария» пообедать и за одним из столиков обнаружил Гитлера со своей свитой. Они сидели в патио снаружи, так что, по-видимому, дело было летом. Гитлер держал в руке письмо на пергаментной бумаге, и я сразу узнал очень характерный крупный почерк. «Значит, Людвиг II прислал вам письмо», – с улыбкой сказал я. «Откуда вы знаете, кто его написал?» – спросил он в замешательстве. Тогда я объяснил ему, что этот почерк знаком каждому студенту, изучавшему баварскую историю. Это письмо нашел в какой-то антикварной лавке Гоффман и, видимо, предлагал Гитлеру купить его. Это было восхитительно написанное любовное письмо гомосексуалиста своему слуге, и Гитлер был полностью им очарован. Он читал его взахлеб, проглатывая фразы одну за другой. Казалось, он получает какое-то вытесненное удовольствие от этого текста.