Мой друг Адольф, мой враг Гитлер

Я настойчиво надоедал всем вокруг, пытаясь составить полный список жертв, для того чтобы разделить их на тех, чья смерть была связана с занимаемой должностью, и тех, кого убили из-за личной ненависти или мести. Я донимал людей из отдела Гесса, говорил с Корнером, секретарем Геринга, и пытался донести свое беспокойство до всех старых членов партии, которых знал. В ответ я получал лишь равнодушное пожимание плечами и нахальные усмешки. Выжившие нисколько не стыдились того, что произошло. Я слышал, как Аманн хвалился за столом в канцелярии: «Ну, мы там устроили основательную чистку» – и заявил, что Хюнляйну, главе моторизованного корпуса, повезло, что ему удалось бежать. Такая была обстановка.

Я даже попытался заручиться поддержкой Франсуа-Понсе. Мы пообедали с ним и с сэром Эриком Фиппсом в британском посольстве, и я составил ему компанию в послеобеденной прогулке по Унтер-ден-Линден. «Ваше превосходительство, – сказал я, – с этой проблемой нужно разобраться. В своей речи по радио Гитлер вполне ясно дал понять о вашей связи с Ремом. Почему вы не попросите свое правительство потребовать объяснений? Тогда Гитлеру придется открыть свои карты, и мы узнаем, что правда, а что – ложь». Он был слишком стар и опытен и потому немедленно ободрил меня и заверил, что сделает все, что в его силах; вероятно, он все-таки что-то предпринял, хотя единственным результатом стало заявление немецкого правительства, согласно которому проведенное расследование показало, что в той истории Гитлер говорил не о нем.

Я несколько раз разговаривал с фон Райхенау и его коллегами из рейхсвера, полагая, что под впечатлением от смерти Шляйхера они потребуют проведения полного расследования. Но даже они готовы были уйти в сторону или отодвинуть в сторону меня, уверяя, что все незаконные действия в ходе чистки будут рассмотрены в суде. Мы ждали недели и даже месяцы, но, конечно, ничего из этого не было реализовано. Я думал, что моим возможным союзником станет Хеллдорф, и как-то затащил его из коридора к себе в кабинет, чтобы спросить, что он знает. Я рассказал ему, как в Америке в первых репортажах увидел его имя в списке жертв. Хеллдорф был моим хорошим другом и одним из наиболее здравомыслящих людей в партии, что позже наглядно доказала его трагическая роль в заговоре 20 июля. Тогда же он предпочел соблюсти осторожность и осмотрительность и предостерег меня. «Позвольте мне дать вам совет, Ханфштангль, – сказал он. – Перестаньте так настойчиво искать ответы на вопросы. Людей это начинает раздражать. Я скажу вам больше. Я видел один из составленных ими списков. В нем было ваше имя!»

Насколько я помню, в июле я видел Гитлера в Берлине только однажды. Он ехал напрямую из Хайлигендамма в Берхтесгаден и держался подальше от столицы, ожидая, пока не улягутся страсти. Однажды вечером он незаметно приехал в город, и мне удалось встретиться с ним на следующий день после обеда. «Ну, Ханфштангль, – сказал он с поддельным весельем, – весь шум в иностранной прессе, кажется, понемногу сходит на нет». «Может быть, и так, – ответил я, – но могу вам сказать, что все эти корреспонденты день и ночь донимают меня. Если вы не расскажете им правду и не представите должные обоснования того, что произошло, протесты будут продолжаться. Вы не должны забывать, что многие из них уже долго живут здесь. Они знали многих замешанных в деле людей и будут продолжать строить собственные догадки».

«Мне надо приказать всей этой своре собирать чемоданы, – взорвался Гитлер. – Им мало навозных куч, которые можно разрывать в их собственных странах, так они и в Германии только тем и занимаются, что делают из мухи слона. Они представляют для нас только опасность». Я не собирался позволить ему уйти от темы так просто и продолжил наступление: «А что в действительности было с международными связями Рема? Что за посол, с которым он имел какие-то дела?» Гитлер потерял терпение. «Die Akten über den Fall Roehm, mein lieber Hanfstaengl, sind längst geschlossen – Дело Рема, мой дорогой Ханфштангль, давно закрыто», – закричал он. Так что, за исключением сомнительных обвинений в том, что Рем и Штрассер участвовали в заговоре с Шляйхером и австрийским принцем Штарембергом, это было все, чего я добился от него.

* * *

До сих пор, спустя двадцать с лишним лет, остается столько предположений о предыстории и деталях той ремовской чистки, что, я думаю, небезынтересной окажется версия из первых рук, которую я услышал совсем недавно. Насколько я знаю, о тех событиях не сохранилось практически никаких документальных свидетельств, но я слышал от доктора Эмиля Кетерера, который в должности группенфюрера СА заведовал медицинским обслуживанием бригад и в то время был личным врачом Рема. Они стали близкими товарищами в дни путча Людендорфа, когда он был членом «Рейхскригсфлагге».