Я недолго пробыл там, когда зазвонил телефон. Это была моя сестра Эрна, которая жила в Богенхаузене на другой стороне реки. «Путци, – сказала она, – мне только что звонил Фердинанд Зауэрбрух (знаменитый хирург). Они маршируют в город и уже перешли через мост и находятся в Тале». Они решились освободить Рема, который был осажден в штаб-квартире армии на Людвигштрассе. Большинство подходов было перекрыто рейхсвером, за исключением одного на Резиденцштрассе, узкой улочке, ведущей на Одеонсплац рядом с Фельдернхалле, которая удерживалась жандармами Зейссера, «зеленой полицией», как их называли, под командованием Фрайхера фон Година, приказавшего стрелять по колонне.
Я схватил свою шляпу и практически побежал в стороне Бринштрассе. Я миновал Пинакотеку, когда огромная масса людей вылилась со стороны Одеонсплац. Я увидел одно знакомое лицо, что-то вроде врача первой помощи в одной из бригад СА, который пробирался сквозь толпу в состоянии шока. «Что, черт возьми, случилось?» – спросил я его. «Господи, герр Ханфштангль, это ужасно, – пролепетал он. – Это конец Германии! Рейхсвер открыл огонь из пулеметов на Фельдернхалле. Это было чистым самоубийством. Они все убиты. Людендорф погиб, Гитлер погиб, Геринг погиб…» Небеса, защитите нас, подумал я и помог тому человеку добраться до его квартиры, а затем поспешил домой: собраться и бежать.
Три лидера, конечно, были живы, хотя Геринг был дважды ранен в живот. Благодаря своей военной выучке старые солдаты бросились ничком на землю при звуке пулеметов. Однако Людендорф промаршировал дальше невредимый, а Гитлера увлек за собой на землю погибший Шойбнер-Рихтер, который держал его за руку и при падении вывихнул Гитлеру плечо. Еще пятнадцать человек было убито и множество ранено. Полицейские в основном стреляли по ногам, но именно рикошетящие пули и осколки гранитной брусчатки привели к большому числу опасных ранений. Лидеров и большинство раненых утащили обратно люди из СА, не вступая в дальнейшее противостояние с полицией.
Когда я спешил по Аркисштрассе домой, то увидел открытую машину, спешащую по ней с севера. Она с визгом затормозила, и я увидел сидящих внутри Эссера, Аманна, Дитриха Экарта и Генриха Гоффмана. В гуле взаимных расспросов я рассказал им новости, которые знал, и мы все отправились на квартиру Гоффмана неподалеку, чтобы обсудить наши планы. «У нас только один выход. Мы должны немедленно покинуть Мюнхен, – сказал я. – Через границу, в Зальцбург или Инсбрук, и там уже прикинуть, что мы можем сделать». Мы в спешке попрощались друг с другом и разошлись.
Внезапно мне пришло в голову, что адмирал фон Гинце, которого я хорошо знал, может помочь мне уехать из города. В любой момент меня могла забрать полиция. Меня легко было узнать со стороны, а теперь я был хорошо известен из-за тесной связи с Гитлером. Тем не менее я решил быстро заскочить в отель «Ляйнфельдер», где жил адмирал. «У вас есть паспорт?» – спросил меня Гинце. Мне пришлось признаться, что нет, – это еще раз показывает, как плохо мы были организованы. «Боже мой, даже у меня есть три», – сказал он мне. Тем не менее он дал мне пару удостоверений, и тем же вечером я был в Розенхайме на австрийской границе. Там секретарь одного врача помог мне незаконно перейти границу, и следующей ночью я был в Куфштайне, где жила небольшая группа из четырнадцати железнодорожников, входивших в нацистскую партию. Одна из тех семей с чешской фамилией держала небольшой цветочный магазин, и я провел ночь на черепичном полу под кадкой с хризантемами. Думаю, это можно назвать моим первым политическим погребением.
Последним местом, куда мне пришло бы в голову поехать, был мой дом в Уффинге, где меня бы точно искали и арестовали. К моему удивлению, я узнал, что Гитлер избрал именно его в качестве своего укрытия. Конрад Хайден представил абсолютно ложную версию того эпизода, где он утверждает, что в то время там находилась моя сестра и что Гитлер провел следующие двое суток в ее постели. Ничего не может быть более далекого от правды. Моя сестра Эрна осталась в Мюнхене, и, хотя по семейным причинам дом в Уффинге был зарегистрирован на ее имя, там проживали только моя жена, которая была на первом месяце беременности нашей дочерью, Эгон и служанка. Гитлер, безусловно, питал одну из своих безрезультатных страстей к Хелене, но она относилась к этой его увлеченности так, как доктор относится к пациенту.
Вечером в день путча в дверь дома в Уффинге постучали: на пороге стояли Гитлер, доктор Вальтер Шульц, врач одного из батальонов СА, и еще пара других людей. Вывихнутое плечо Гитлера было подвязано, и он испытывал сильную боль. На самом деле плечо ему не вправили, пока он не оказался в ландсбергской тюрьме три или четыре дня спустя, и понадобится гораздо более талантливый писатель, чем Хайден, чтобы объяснить, каким образом человек с вывихнутым плечом может провести два дня, как Тангейзер в «Венериной пещере».