Прочие события были, конечно, менее романтичными. Гессу поручили изолировать других членов баварского правительства, и я видел, как он бесцеремонно прогонял их по узкому проходу в другую комнату. Некоторые фанатики из «коричневых рубашек» хотели расстрелять их прямо на месте, но мне удалось пробиться к ним и охладить горячие головы. Моя проблема заключалась в том, что я был слишком цивилизован для такого рода вещей. Следуя старой максиме не бить упавшего врага, я пытался казаться любезным в тот момент, предлагая министрам кружки с пивом. Швейер, министр внутренних дел, один из немногих, кто не имел никаких отношений с Гитлером, надменно отказался и просто остался сидеть, томимый жаждой, что является худшим наказанием для баварца. А Вюцхофер взял свою кружку, как и большинство остальных. Однако это вышло мне еще в шесть миллиардов марок, но то были мои последние деньги, так что остаток вечера мне пришлось ходить без выпивки.
Потом наступило некоторое затишье. Я вернулся к Герингу, который сказал: «Путци, сходи позвони Карин и скажи ей, что я, возможно, не буду сегодня ночевать дома, а когда выберешься отсюда, отправь ей это письмо почтой». Как-то чувствовалось, что с планами путчистов в городе все шло не так. До нас дошли новости, что Рем смог захватить штаб-квартиру армии вместе с кадетами, которых ему удалось переманить на свою сторону, но в других местах дела пошли не так гладко. Другие казармы были вне контроля, а отношение полиции к нам оставалось неопределенным. Когда объявился Герман Эссер – он был дома с «гриппом» и все еще температурил, – я предложил Гитлеру провести разведку. Мне пришло в голову, что мы не можем быть уверены в том, что полиция сейчас не вызывает подкрепления из других мест, поэтому мы поехали в штаб-квартиру полиции с намерением установить контроль над центром связи. Однако нас завернули обратно, и пришлось вернуться в «Бюргерброй». На самом деле мы отсутствовали какое-то время, а когда вернулись, обнаружили, что Гитлер по чьему-то дурному совету тоже отправился в центр города, чтобы поддержать народ.
Когда я и Эссер вернулись назад, мы были неприятно удивлены, обнаружив, что все собрание разваливается. Большинство людей в главном зале уже ушли, ушли Кар, Лоссов и Зейссер, клятвенно пообещав Людендорфу, который также решил покинуть собрание, не менять курс событий. Мне и Эссеру такое развитие ситуации показалось весьма зловещим, и, когда через некоторое время вернулся Гитлер, там оставались только его «коричневые рубашки». Он надел свой плащ поверх того ужасного фрака и стал в отчаянии вышагивать взад и вперед. Я еще раз предупредил его насчет фон Лоссова, и хотя он выглядел взволнованным, но не терял надежды. Казалось, он принял довод Шойбнера-Рихтера, выступавшего в роли представителя Людендорфа, о том, что «нельзя держать такого пожилого джентльмена, как Кар, в тесной комнатке пивной всю ночь».
Я напомнил Гитлеру о своей рекомендации, которую дал ему перед путчем, что мы должны захватить гостиницу, в которую сможем поместить все правительство под охраной. Причина, по которой я так отчаянно снова пытался увидеть Гитлера днем, состояла в том, что было необходимо его влияние для захвата «Лейнфельдер», респектабельного заведения, которое постоянно посещали дипломаты и аристократические семейства. Я был полным профаном в делах революции, моим предметом гордости была лишь игра на рояле, но я знал из книг по истории, что если вы смещаете правительство силой, то необходимо позаботиться хотя бы о том, чтобы контролировать передвижения своих предшественников. В те дни Гитлер, по-видимому, был еще большим любителем, чем я, потому что он пренебрег даже этой простой мерой предосторожности.
Вместо этого он впал в восторженное настроение. «Завтра мы либо преуспеем и станем повелителями объединенной Германии, либо будем висеть на фонарных столбах», – говорил он драматическим голосом и посылал одного помощника за другим в штаб-квартиру рейхсвера выяснить, как обстоят дела, но они не узнали там ничего обнадеживающего. Я стоял рядом с Герингом, пока он пытался дозвониться в баварское правительство, куда, по идее, должен был направиться фон Кар. Непонятно, кто должен был ответить на звонок, но Каутер, человек из организации «Консул» Эрхардта, заявил, что Кара там нет. Это показалось мне первым знаком того, что ведется какая-то двойная игра и дела пошли наперекосяк. Капитан Штрек, адъютант Людендорфа, был отправлен туда выяснить, что происходит. У него состоялся безрезультатный разговор через окно с капитаном Швайнлем, полицейским офицером. Штрек оказался достаточно умен, чтобы не принять приглашение зайти внутрь, и вернулся с кратким докладом: «Ситуация паршивая».