И эту девку, обычную, здешнюю, повезет в Тбилиси? Введет в дом? Не постыдится покажет родным, друзьям?
Позор, позор!..
После того как Надарий крикнул Петрову свои оскорбительные слова, тот сделал рывок навстречу.
Но забежал и преградил дорогу маленький, низенький Ромка Циркович из Минска, мастер спорта, штангист.
Шпиндель, с презрением подумал Надарий, не умея различить налитости, крепости мышц под одеждой, свинцовой тяжести приземистого и широкоплечего тела.
— Иди на место!.. — Циркович обеими руками толкнул Петрова в грудь, отбрасывая назад. — Без тебя разберемся…
Подвижный, стремительный, он подлетел молниеносно к Надарию, не успевшему вспомнить о своих приемах, схватил его поперек туловища, без труда крутанул на сто восемьдесят градусов и швырнул об землю головою вниз. Так цирковой атлет крутит и подбрасывает тяжелую палицу, ловит, перекидывает из руки в руку, с кажущейся легкостью и изяществом.
Надарий встал на четвереньки, покрутил осторожно головою, проверяя ее сохранность.
Обе компании разошлись по-хорошему.
7
«Дымом тянет…»
«Горит наше общежитие?» — в шутку подумал Володя Литов, и тотчас забыл, потому что они взошли на третий этаж.
В коридоре горели редкие сумрачные лампочки. Двери комнат были закрыты, там было темно.
Малинин решительно постучал. Еще и еще раз, оттого что никто не откликался.
— Ну, чего надо? — минуты через три из темноты дверного проема спросила мрачная фигура с заспанным лицом.
— Надария, пожалуйста, позови, — сказал Малинин.
Фигура исчезла, и после негромких переговоров в дверях показался полуодетый взъерошенный
Тот самый.
— Чего вам?
— Выйди — поговорить надо, — попросил Малинин. Надарий поколебался, присматриваясь к посетителям; но потом решился и ступил в коридор, оставив дверь открытой. — Отойдем сюда. Не надо людям мешать, пусть спят. — Малинин, пропустив вперед Надария, сам прикрыл дверь, и они встали лицом к лицу, боком к коридорной стене. Причем, Малинин оказался между Надарием и его комнатой, поэтому спиной к комнате.
Володя остановился по средней линии между ними, обозначая треугольник.
— Я жалею, что вы ночью пришли, — вяло и нехотя сказал Надарий, будто с усилием, — я это очень-очень не уважаю.
— Ты вот что, парень, — сказал Малинин. — Я с тобой хочу вежливо говорить. Но я шутить не умею.
— Я тоже, — вяло произнес, словно удивился,
Малинин близоруко прищурился, внимательно его рассматривая. Он был высокий, худощавый, приблизительно одного роста с Надарием, и Володе по опыту хорошо знакома была эта ленивая расслабленность, взрывающаяся внезапной энергией.
— Я не знаю, — рукой показал Малинин, — как у вас
— Понял.
— Чтобы не нарваться на неприятности.
— Понял, понял…
— Неприятностей можно огрести вагон и маленькую тележку.
— Да.
— Больше не грози никому. Никогда.
Неожиданно
Володя не успел заметить реакции Малинина: показалось, будто прежде Малинин отклонился, а уже затем
Надарий не охнул, не издал ни звука. Голова его стукнула о деревянный пол. В ночной тишине раздался отчетливый звук, как если бы палкой ударили по спелой тыкве.
— Юрка!.. Юрка!.. — закричал Володя, не имея времени докончить: «берегись!..»
Сзади Малинина, выскочив из комнаты Надария, прыжками неслись два человека, похожие на двух кровожадных зверей. У одного из них в руке был чайник, можно было подумать, что с перекошенным лицом он торопится в умывальник набрать воды; тяжелые чугунные чайники выдавались по всем комнатам общежития. Он проскочил мимо Володи, в то время как второй, бросившись на Володю, сковал его движения, — и сзади с размаха хватил Малинина чайником по голове.
Малинин, заливаясь кровью, ничком рухнул на поверженного Надария, который, кажется, начал в этот момент оживать.
«Скоты! что делают!..» Володя попытался пробиться к нему на помощь, действуя только правой рукой, но когда противник обхватил его за шею и сдавливая начал гнуть книзу, он каждым своим позвонком ждал и чувствовал убойный чугунный удар по своей спине: теперь их было трое против одного. Считая Надария. А он успел увидеть, что тот поднялся, пнув ногою бесчувственное тело Малинина. Володя в согнутом положении дотягивался и старался бить кулаком в грудь и живот противника. Все труднее становилось удерживаться на ногах — нежные хрящи шеи были стянуты жестким захватом, от этого мутилось сознание, и ноги сделались нетвердыми и ломкими.