Мой друг по несчастью

– Что?! Он так и сказал?! Ты так и сказал, чертов преступник!

– Господин Кассий просит вас подтвердить свои слова и попутно называет вас преступником.

– Баба и шлюха! – сквозь смех дразнил Германик. – Пусть отсосет мой член!

– Господин Германик подтверждает, что вы баба, – уже не думая о последствиях, переводил я. – Кроме того, добавляет, что вы шлюха и предлагает вам отсосать ему член.

– Отсоси вот это! – вскричал Кассий и выхватил из-за пояса пистолет, который был спрятан за полой пиджака. – Вот это отсосешь?!

Я вскочил вслед за Кассием, не на шутку испугавшись такого поворота. В зале вдруг стало тихо, только слышно было, как Инцитат продолжает хлебать из корыта. Германик перестал смеяться, но испуга не выдал. Вернув себе презрительнее выражение лица, он прямо смотрел на дуло пистолета и криво ухмылялся.

– Господа, прошу вас, – залепетал я дрожащим голосом. – Давайте успокоимся и вернемся к конструктивному…

– Переведи ему! – процедил Кассий, испепеляя Германика ненавистным взглядом. – Переведи ему вопрос.

Я глубоко вдохнул и повернулся к Германику.

– Господин Кассий спрашивает, не хотите ли вы отсосать вот это? – я указал на пистолет.

– Не откажусь, – ответил Германик, что я и передал Кассию, с ужасом ожидая его реакции.

Такой ответ произвел неоднозначную реакцию на обделенного постом депутата. Он не опустил пистолет, но на лице его проявилась растерянность.

– Давай же, Кассий! – донесся из угла ресторана чей-то мужской голос.

– Изрешети его, докажи, что ты не баба! – поддержал второй подстрекатель.

– Отомсти за унижение! – раздался и женский голос.

– Господа, попрошу вас не вмешиваться в наш разговор, – грубо обратился я ко всем этим низким людям. На такой поступок меня толкнула вовсе не смелость, а страх. Стать свидетелем убийства – это в мои планы вовсе не входило. Не знаю, как я выглядел в глазах окружающих, которые, несомненно, поддерживали бы Германика, если бы пистолет был в его руке – в этом я не сомневался; мне казалось, что все они смотрят на меня с пренебрежением, но свои глупые реплики прекратили, а это было главным. – Господин Кассий, – я вернул свое внимание к своим клиентам, – прошу вас, уберите пистолет, и продолжим диалог. Уверен, очень скоро вы найдете компромисс.

Кассий еще несколько секунд целился в насмешливое лицо Германика, затем закрыл глаза и опустил руку. Покачал головой, вытер испарину со лба и уже хотел тяжело опуститься на стул, но тут к столу подошел Инцитат, покончивший со своей овсянкой и громко ударил каблуком по полу. Кассий в тот же момент вновь поднял пистолет, и со зловещей улыбкой направил его на ничего не понимающего Инцитата. Зато Германик все понял. Мне показалось, что он побледнел еще сильней, но вряд ли такое было возможно.

– Сидеть! – скомандовал Кассий.

– Сидеть! – повторил я, пресекая попытку Германика вскочить на ноги.

– А будущий сенатор откажется или нет? – с насмешкой спросил Кассий и сделал мне жест пистолетом, чтобы я задал этот вопрос Германику.

– Господин Кассий спрашивает, откажется или нет отсосать вот это, – я вновь указал на пистолет, – будущий сенатор?

– Я тебя в аду достану, Кассий, если хоть волос упадет с гривы моего коня, – дрожащими от страха губами прошептал Германик.

Я перевел это предупреждение, и следом попробовал в очередной раз успокоить Кассия, но он заткнул мне рот, подняв в нетерпеливом жесте левую руку.

– Последний раз, спрашиваю тебя, Германик: кто будет сенатором? Я или конь?

Переводя эти вопросы, я молился, чтобы Германик хоть на один вечер изменил свое решение, но услышал твердый ответ.

– Сенатором будет мой конь – Инцитат.

– Что он ответил? – поторопил меня Кассий. – Не молчи, переводчик!

– Переводи, – подогнал меня и Германик.

– Сенатором будет конь. Инцитат, – сказал я.

Кассий в ответ дважды кивнул. Облизнул губы и посмотрел в сторону от нас.

– Мертвец не сможет быть сенатором, – с улыбкой произнес он и спустил курок.

Но за мгновение до этого, Германик успел вскочить со стула, броситься к Инцитату и заключить его в крепкие объятия. Пуля вошла ему под левую лопатку. Думаю, он умер сразу, но перед смертью успел вложить все силы в свои руки, крепко обхватившие любимого коня, и не ослабившие объятия после выстрела. Кассий же за первой пулей выпустил вторую и третью. Инцитат, каким бы крепким он ни был, повалился на пол, и оказался под своим хозяином, закрывшим его своим телом. Кассий был ослеплен гневом, и ему уже было все равно, в кого именно он стреляет – процесс стал главенствовать над целью и только после того, как на седьмом выстреле пистолет дал две осечки, он, тяжело дыша, опустил руку и устремил на свою жертву остекленевший взгляд.