Мои друзья и горы.

С тех пор утекло много воды, и жизнь разбросала в разные стороны всех нас, кто был тогда в Гармо. Как и многие другие иллюзии молодости, «дружба на всю жизнь» постепенно потускнела, а то и сошла на нет, хотя я должен сказать, что со многими «из наших» у меня до сих пор сохранились самые тесные дружеские связи. Ну а каждый год, когда в конце декабря Женя Кудрявцев созывает всех ветеранов Гармо, я иду к нему, радуясь не просто еще одной возможности увидеться с моими давними друзьями, но и в особом предвкушении встретить всех тех, для которых, как и для меня, экспедиция 1953 г. стала одним из самых значимых событий времени становления собственной личности.

  Наверное, на этом мне следовало бы закончить свое повествование о Гармо, но я не могу удержаться и не рассказать еще об одном впечатлении того лета, особо памятном для меня.

  Я уже писал о том, каким контрастом для нас было возвращение к друзьям и, собственно, к самой жизни на Сурковом лагере после трагедии, пережитой на пике Патриот. Наша встреча была самой теплой, но для меня она оказалась еще и судьбоносной. Девичья ладонь всего лишь на миг дольше обычного задержалась в моей руке, и я вдруг ощутил нечто вроде легкого удара током, — столько было в этом пожатии участия и сочувствия ко мне. Девушку эту я знал уже несколько лет по совместным походам и альпиниадам, но отношения с ней были просто приятельские, и никаких взаимных симпатий не было и в помине. А здесь я увидел в ее глазах такую нежность ко мне и столько понимания, что просто всем своим существом почувствовал, что в это мгновение на меня снизошла (я не боюсь этого слова!) любовь. Ничего подобного я ранее в жизни не переживал и в свои 22 года уже смирился с мыслью, что мне вообще не дано испытывать такие высокие эмоции. «Сухарь, бесчувственный человек» — я слишком часто слышал о себе такие отзывы от близких и не очень близких людей.

  Сказать, что после этого моя жизнь перевернулась, — почти ничего не сказать. Просто все последующие дни пребывания в Гармо и обратного пути в Москву мы с Ней были все время вместе, упиваясь открытием друг друга и нас обоих вместе. Потом был еще восхитительный месяц в Москве, когда я откровенно прогуливал свою новую работу, ждавшую меня на заводе в городе Темир-тау под Карагандой. Допрогулялся до того, что из прокуратуры Темир-тау пришла бумага с просьбой разыскать и привлечь к ответственности молодого специалиста В. А. Смита, не явившегося к месту своего назначения. Пришлось срочно ехать в Караганду.

Следующие полгода проходили как благословенное продолжение нашего романа, на этот раз — в письмах, которые писались не реже двух-трех раз в неделю, Не уверен, что эти послания были очень интересными и разнообразными по содержанию, но эмоций всегда хватало с избытком. На майские праздники я прилетел в Москву, просто чтобы увидеться и повторить Ей слова любви, но сразу же пожалел о том, что я это сделал. В первую же встречу мне было сказано, что все кончено и более нам не надо встречаться. Для меня это был нокаут. Ощущение было такое, что исчезло главное содержание моей жизни и непонятно, что мне делать дальше, когда вдруг так неожиданно закончилась моя любовь.

  Как не мог не заметить читатель, вся эта история довольно банальна, но для меня это было событием, которое помогло открыть нечто очень важное во мне самом и во многом определило ход моей последующей жизни. Думается, что и у Нее воспоминания о нашем романе также не стали предметом огорчения. В конце концов, как точно сказала Анна Ахматова: «А те, с кем нам разлуку Бог послал, // Прекрасно обошлись без нас. // И даже — все к лучшему».

  Оглядываясь назад трезвым взглядом пожилого человека, я могу только поблагодарить Судьбу за то, что она дала мне возможность в полной мере испытать радость первой любви и далее так мудро распорядилась, разведя нас по разным путям. Тем самым мы были избавлены от почти неизбежных разочарований, и нам (хочется думать — не только мне!) осталось в незамутненной чистоте все чудо юношеских чувств.

  Заканчивая этот сугубо личный (может быть, даже чересчур) пассаж, мне хотелось бы сказать о том, что мне совсем недавно пришло в голову. Не мной открыто, что «жизнь и смерть ходят под руку». Для нас, совсем еще молодых ребят, трагедия на Патриоте, когда мы впервые встретились со смертью почти лицом к лицу, была сильнейшим душевным потрясением. Наверное, именно реакцией на такое потрясение и явились та повышенная эмоциональная восприимчивость и особая острота восприятия жизни, которые испытали все мы, те пятеро молодых ребят, кому довелось быть вместе на Патриоте.