Мои друзья и горы.

   О длинном подходе по леднику можно было бы и не говорить, если бы не мелкое, но запомнившееся мне происшествие. На совершенно ровном месте я вдруг подвернул голеностоп. От боли было просто невозможно наступить на больную ногу, и было ясно, что я больше не ходок, по крайней мере, пару дней, как со мной ранее и случалось при подобной травме. Но Боб думал иначе. Для начала он меня обматерил (а в этом деле ему не было равных!) и высказался примерно так: «Это же очевидно, что ты просто симулянт и хочешь увильнуть от восхождения. Но мы и не таких видали, и ничего у тебя не выйдет. Я тебя сейчас быстро излечу!»

Тут же ребята вырубили во льду лоханку, заполнили ее мелким крошевом снега и льда, заставили меня разуться, запихнуть туда свою злосчастную ногу и держать там до полной потери чувствительности, не обращая никакого внимания на мои протесты. Потом Олесь разрисовал мой голеностоп йодом, наложил эластичный бинт, и мне велели обуваться. Я натянул ботинок, несколько неуверенно нагрузил ногу и, к своему удивлению, почувствовал, что могу на нее ступать почти безболезненное Второй этап терапии по Б. Горячих состоял в том, чтобы дать возможно большую нагрузку для «симулянта». Следующие три или четыре часа до верхних ночевок на леднике мы шли без единой остановки на отдых, и разгружать мой рюкзак Боря всем категорически запретил. Это может показаться странным, но к концу пути на последнем крутом подъеме к ночевкам я совершенно забыл о своей травме, да и в последующие дни она ни разу о себе не напомнила.

  На маршруте Боб всегда старался идти первым, считая это своим правом начальника. Особенно он любил скалы и даже сложные участки проходил без видимого напряжения. На лед обычно предпочитал выпускатъ Олеся, своего напарника по связке. Впрочем, иногда его удавалось убедить немного отдохнуть от лидерства, и тогда вперед выходила наша тройка: Олег — Мика — я.

  Боб тактически очень грамотно организовал восхождение. Он ни разу не поддался искушению использовать все светлое время и хорошую погоду, чтобы пройти как можно дальше. Если где-то часам к четырем нам попадалась удобная площадка, дальше в этот день мы уже не шли, а старались как можно более комфортно расположиться в данном месте. Это, конечно, снижало общую скорость нашего движения, и, возможно, если бы испортилась погода, нам пришлось бы уйти с маршрута, но к этому мы были внутренне готовы — у нас не было цели «сделать вершину», несмотря ни на что.

  Сам маршрут оказался чрезвычайно интересным. На нем нет предельно сложных отвесных скал или очень крутого льда, но практически также нет участков, где можно расслабиться: всюду нужна крючьевая страховка, и очень редки места, где можно поставить палатку. Оттого, что ребро ориентировано на север, здесь холодно даже днем и почти нет скал, рельеф которых не был бы скрыт под слоем снега. Неудивительно, что северное ребро Шхары относится к числу маршрутов, редко выбираемых альпинистами.

Обычно при прохождении сложного маршрута альпинист думает лишь о том, как пройти данный участок, где организовать страховку, куда двигаться дальше, и конечно, он не должен ни на что отвлекаться во время страховки напарника по связке. Но я хорошо помню, что при восхождении на Шхару где-то в глубине моего сознания все время присутствовали мысли о Володе и Юре. Вслух мы об этом не говорили, но, конечно, воспоминание о том, что произошло на Шхаре всего неделю назад, не могло не давить на нас. Внешне это проявлялось просто в той особой тщательности, с которой выбирался путь и организовывалась страховка, в том, как внимательнее обычного мы следили за каждым движением идущего впереди и как старались, чтобы не было разрывов между связками, и все и всегда были на виду вплоть до предвершинной ледовой «шапки» все проходило, как говорят космонавты, “в штатном режиме”.

Насколько я помню, на первым вышел Олесь, ему пришлось там рубить цепочку ступенек и бивать ледовые крючья, и, как он ни извинялся, потоки ледышек, перемешанных со снегом катились прямо на нас. Деваться было некуда, приходилось просто терпеть и радоваться тому, что деликатный Олесь старался рубить лед на возможно более мелкие кусочки, что, конечно, требовало от него дополнительных усилий. Он прошел вверх на полную веревку, но обнаружив, что на том месте, где он находился, очень неудобно принимать следующего, попросил надвязать вторую веревку и продолжил движение. Когда он поднялся еще на веревку, ему снова не хватило запаса, чтобы выйти на самый верх «шапки», на этот раз всего лишь метров семь. Здесь он снова попросил выдать ему еще немного веревки, для чего остальным пришлось немного пройти вверх от последнего места нижней страховки.