Читаем Мои друзья и горы. полностью

Ну а пока решались все эти и другие столь же важные вопросы, остальное население просто наслаждалось жизнью. Зеленая лужайка лагеря с цветами и веселыми ручейками, озеро с бодрящей температурой воды (не выше 7—10 град.), весь набор пляжных развлечений — загорание дочерна, волейбол, кручение хула-хупа — или карточные игры. Обворожительные дамы и полный пансион с очень неплохим и совершенно дармовым питанием. А вечерами треп у костра и до полуночи песни из богатейшего репертуара нашего академического барда Иры Рудневой вперемежку с Визбором и Городницким и блатной лирикой самого разного пошиба. Да, Южный берег Крыма нам явно не конкурент, Легко представить себе, что бы сказали наши начальник из спортобщества «Буревестник», глядя на все это «безобразие», совершенно неприличное для спортивной экспедиции. На наше счастье такого высокого начальства здесь и близко не было, а мне как местному начальнику хотелось только одного: забыть о своих повседневных обязанностях и безмятежно участвовать в общей веселой жизни. Но «шапку Мономаха» за пояс не заткнешь, и редко когда я не ощущал ее давления, с завистью вспоминая, насколько непринужденно и естественно чувствовал себя Женя Тамм, которому эту самую «шапку» приходилось носить на протяжении почти всей жизни.

   Общей базой для тренировочного выхода служил пещерный лагерь на перевале Абдукагор. Отсюда группы по четыре-шесть человек выходили на восхождения на соседние вершины высотой 5700-5900 м. При этом нам не надо было тратить время на длительные подходы, и уже через один-два часа после выхода из пещеры можно было начинать собственно восхождения. Акклиматизацию мы приобрели вполне достаточную, и поэтому все восхождения делались в хорошем темпе, почти как на Кавказе. Девять восхождений, из которых пять первовосхождений, — очень неплохой итог этого выхода. Но, конечно, еще важнее, что эти восхождения прошли с большим запасом прочности, без каких либо срывов, а наши девушки: и Раечка Затрутина, и Галя Кузнецова, и Лена Мохова, и Валюша Горячева — оказались и по технике, и по общей выносливости подготовленными для работы на высоте не хуже ребят.

   В завершение второго выхода мы вчетвером — Мика Бонгард, Олесь Миклевич, Дима Дубинин и я — отправились вверх по леднику Федченко для разведки заявленного маршрута на пик Фиккера. Здесь нам очень пригодились захваченные из Москвы беговые лыжи. Выйдя из лагеря на перевале ранним утром, мы по замерзшему за ночь снегу за три часа прошли примерно 10 км вверх по основному леднику и, повернув в один из боковых его притоков, подошли к подножию пика Фиккера. Потратив еще полдня, мы смогли наметить вполне реальный путь восхождения и даже нашли удобное место для пещеры прямо в цирке ледника у начала маршрута.

   Обратный путь к перевалу запомнился как нечто феерическое. Должен сказать, что ни один поход на лыжах на равнине не произвел на меня такого впечатления, как это короткое путешествие вниз по леднику Федченко. Я и сейчас в своем воображении легко могу воспроизвести эту картину: бескрайняя белая лента широченного ледника, черно-фиолетовое небо, палящее солнце, снег, по которому лыжи несутся сами, — и все это на высоте выше 5000 м. Было ощущение чего-то абсолютно нереального, совершенно сказочного и очень радостного. Жаль только, что удовольствие было коротким: путь вниз занял часа полтора. Красочность всей картины дополнялась необычным видом и своеобразием одежды скользящих лыжников — лица были густо покрыты белой пастой от обгорания и дополнительно защищены марлевыми масками, а из-за жары пришлось снять всю одежду, кроме нижнего белья. Когда мы в таком виде прикатили к пещере, встречающие нас пришли в полный восторг и по цвету наших «лосин» принялись угадывать, в каких именно гусарских полках мы служим.

   После недели, проведенной на восхождениях, мы все спустились вниз, и было несказанным блаженством расслабиться в тепле лагеря у озера, где Оксана Васильева, наша добровольная повариха, в тесном содружестве с дежурными и просто добровольцами, всячески старалась утолить зверские аппетиты, но не примитивно, а с немалой долей изысканности и фантазии в изготовлении всевозможных яств.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное