Читаем Мои друзья и горы. полностью

   Тем временем вторая группа (Виктор Серебряков — руководитель, Олег Ефимов, Володя Спасский, Миша Смирнов и Раечка Затрутина) отправилась в самую дальнюю часть верхнего цирка ледника Федченко с тем, чтобы взойти на пик 6525. Этот маршрут хорошо просматривался снизу, и было ясно, что он проходит по технически не очень сложному гребню, но путь этот длинный и потребует больших усилий. Группа прошла маршрут с двумя ночевками, и по рассказам ребят, большую часть пути по гребню можно было двигаться одновременно и лишь временами требовалось рубить ступени на крутых ледовых участках и использовать крючьевую страховку. Но примечательно, что высоту никто из группы особенно не ощущал, и все, включая такую хрупкую девушку, как Раечка, могли работать в полную силу. Что касается названия вершины, то было предложено назвать ее именем Александра Грина, романтика которого в то время нам всем была очень близка.

Пик высотой 6432 м был целью восхождения группы в составе: Олег Брагин (руководитель), Женя Булатов, Галя Кузнецова, Юра Любитов и я. Любое первовосхождение интересно прежде всего тем, что заранее бывает трудно составить адекватное представление о маршруте и сложности отдельных его участков только на основании тех наблюдений, которые сделаны у подножья горы. В самом деле, выйдя на маршрут, мы выяснили, что намеченный внизу план движения реально выполним только в первый день, когда надо было пересечь закрытый ледник, подгорные трещины и далее подняться по довольно крутому снежнику на седловину основного гребня. Дальнейший путь по гребню снизу не просматривался, а здесь-то нас и ожидали основные сложности. Снежно-ледовые отрезки гребня с карнизами перемежались с крутыми скалами, местами покрытыми натечным льдом, — словом, все прелести комбинированного маршрута, Олег, очевидно учитывая критику руководства прежними восхождениями, с самого начала и до конца следил, чтобы связки менялись, и поэтому всем было одинаково интересно идти по маршруту. К сожалению, вершинный гребень оказался довольно коротким, и весь путь по нему до вершины занял всего один день.

   Вершинная площадка была довольно просторной, окаймленной по сторонам невысокими скальными выступами. Пока кипятился чай, мы с Булатовым залезли на эти выступы й, сидя друг против друга, устроили что-то вроде поэтического состязания. Я начал с Николая Гумилева:

Углубясь в неведомые горы,

Заблудился старый конкистадор.

В дымном небе плавали кондоры,

Нависали черные громады...

   В целом Гумилев был одобрен, хотя ехидный Любитов не преминул заметить, что кондоров вокруг как-то не наблюдается, да и громады нависают не черные, а белые. Я попытался далее развить романтическую тему «Капитанами дальних морей», но этот стих явно не соответствовал месту и был забракован, более всего, «капитаном» нашей группы Олегом Брагиным, заявившим, что надо было тщательнее подбирать экипаж и тогда не потребовался бы пистолет для подавления бунта, да и брабантские манжеты остались бы целы. Зато публика очень хорошо приняла «Рубаи» Омара Хайяма в исполнении Жени Булатова. Видимо, еще и потому, что в тот год было выпущено сразу два варианта переводов Хайяма (Владимира Державина и Геннадия Плисецкого), и сравнение их качеств было нашим излюбленным занятием, что, конечно, было довольно странно, поскольку не только мы, но и авторы переводов не могли похвалиться знакомством с оригиналом на языке фарси. В тур, кроме обычной записки, мы вложили текст одного из стихотворений Омара Хайяма с предложением следующим восходителям заменить этот стих на другой, который им понравится.

   Стояла ясная теплая погода, и на вершине мы долго сидели, наслаждаясь великолепными видами верхнего цирка ледника Федченко с одной стороны и района ледников Витковского и Танымаса — с другой. Вопрос о том, как назвать «нашу» вершину, решился быстро: конечно, зваться она будет пиком Омара Хайяма.

Спускались мы довольно быстро, но добраться до общего лагеря засветло все равно не успевали. Наступила ночь, и, конечно, следовало бы просто поставить палатку и переночевать. Но уж очень хотелось дойти до ребят, и вот мы в абсолютной темноте пошли через закрытый ледник и потом не пожалели об этом, в общем-то, не слишком благоразумном решении. Небо над нами было угольно-черного цвета, усыпанное невиданным множеством звезд, необычайно ярких благодаря исключительной чистоте горного воздуха на этой высоте. Через некоторое время, когда глаза привыкли к темноте, мы неожиданно обнаружили какие-то блики на снегу. Сначала никак не могли понять, где источник этого очень слабого, но все же света, пока Галя Кузнецова не догадалась: «Ребята, да это же отблеск Млечного пути!» Действительно, в той непроглядной ночи Млечный путь выглядел, как освещенная дорожка на общем черно-бархатном фоне, и частичка этого света досталась и нам. Никогда в жизни ничего подобного никто из нас не видал!

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное