Читаем Мои друзья и горы. полностью

   Конечно, сказанное может быть с полным правом сочтено одним из проявлений романтики, столь свойственной молодому возрасту вообще. Ну что же, пусть будет так. Тогда мы не задумывались над тем, как точно определить наше отношение к избранному образу жизни. Достаточно было просто ощущения молодого счастья от того, что в горах нам дана возможность испытать, пускай лишь на пару месяцев, всю радость естественной и наполненной жизни, того дивного чувства, которое столь редко случается испытывать «на равнине».

   Здесь читатель вправе спросить: ну а как все это могло совмещаться с той трагической стороной альпинизма, о которой столь остро нам напомнили могилы ребят на Миссес-коше? Сколько-нибудь убедительного ответа на этот вопрос я не знаю даже и сейчас. Наверное, на этот счет можно найти немало интересных и вполне уместных соображений в философии индивидуализма, но это не моя область и углубляться в нее мне просто не по силам. Скажу только, что все мы к тому времени уже неоднократно, к сожалению, сталкивались с гибелью друзей в горах, и те, кто после этого оставались в альпинизме, так или иначе должны были считаться с возможностью такого исхода и для себя и относиться к этому как «к правилам игры». Это обычно не обсуждалось вслух, и если кто-то не принимал такие «правила», он просто уходил из альпинизма, не желая более рисковать жизнью ради неких, пускай красивых, но выдуманных целей. Естественно, никому из нас и в голову не приходило их осуждать за такой уход, который был просто проявлением трезвого здравомыслия, но, к сожалению, при этом довольно быстро пропадала та особая душевная близость, которая связывает людей благодаря общности судеб в горах. В связи с этим вспоминаются строки замечательного поэта Бориса Чичибабина, правда, написанные по поводу совершенно иных событий: «Дай вам Бог с корней до крон //  Без беды в отрыв собраться // Уходящему — поклон, // Остающемуся — братство».

   Первые две недели сбора почти ничем особенно не запомнились. Группы уходили и приходили, и все протекало вполне успешно.

Приобреталась необходимая акклиматизация, и наращивался технический опыт. В те немногие дни, когда все собирались в базовом лагере, вечерами жгли костры, и Ира Руднева радовала нас замечательными песнями своего сочинения. Это было как раз то время, когда начало раскрываться ее дарование не только как поэта, но и как барда, сумевшего в своих песнях передать самый дух нашего братства. Именно тогда ею были созданы такие замечательные песни, как «Дон Кихоты двадцатого века... », «Вот они, кровавые закаты.. .», «Погадай мне, старуха...», «Цыганка мне любовь червонную пророчила.. » и многие другие. До сих пор их поют на альпинистских и туристских сборах, иногда как песни неизвестных авторов. Но в то лето мы любили и уважали Ирину не только как поэта и исполнителя — великолепным дополнением к ее песням служили всевозможные изысканные кушанья, которыми она нас потчевала при каждом удобном случае.

  Если в горах Алтая или Памира мы жили совершенно изолированно, почти никого не встречая, то здесь на Кавказе у нас не было недостатка в гостях. Среди них были более или менее обычные визитеры, такие, как наши друзья-альпинисты из МГУ во главе с Володей Назаренко, которые доставили и установили на Миссес-коше памятную доску с барельефами К. Туманова и В. Бланка, группа горных туристов из Дубны, ведомая хорошо знакомым нам по Туристу Аликом Любимовым, или даже наши с Олегом Брагиным коллеги, химики-органики из соседнего института.

  Но вскоре после нашего приезда рядом с нами поселились совершенно необычные гости — группа британских альпинистов, которых сопровождал один из сильнейших альпинистов «Спартака» Анатолий Кустовский. Руководителем этой группы был знаменитый альпинист сэр Джон Хант, начальник британской экспедиции 1953 г., которой удалось впервые достичь вершины Эвереста. В команде англичан было еще несколько известных альпинистов, в том числе Джордж Бенд, один из первовосходителей на третью по высоте вершину мира, Канченджангу.

  Надо напомнить, что до войны к нам неоднократно приезжали альпинисты из-за рубежа, чаще всего немцы и австрийцы. Ими был пройден ряд классных маршрутов, но после войны в печати появилось немало сообщений о том, что проводниками горнострелковых немецких частей на Кавказе были именно эти ассы довоенного немецкого альпинизма. Трудно сказать, насколько обоснованными были эти предположения, но на всякий случай «органы» закрыли наши горы для иностранцев, и только во времена «хрущевской оттепели» запрет был частично снят, Англичане и явились «первыми ласточками» этой оттепели в горах Кавказа.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
100 Великих Феноменов
100 Великих Феноменов

На свете есть немало людей, сильно отличающихся от нас. Чаще всего они обладают даром целительства, реже — предвидения, иногда — теми способностями, объяснить которые наука пока не может, хотя и не отказывается от их изучения. Особая категория людей-феноменов демонстрирует свои сверхъестественные дарования на эстрадных подмостках, цирковых аренах, а теперь и в телемостах, вызывая у публики восторг, восхищение и удивление. Рядовые зрители готовы объявить увиденное волшебством. Отзывы учёных более чем сдержанны — им всё нужно проверить в своих лабораториях.Эта книга повествует о наиболее значительных людях-феноменах, оставивших заметный след в истории сверхъестественного. Тайны их уникальных способностей и возможностей не раскрыты и по сей день.

Николай Николаевич Непомнящий

Биографии и Мемуары
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное