Мои друзья и горы.

   Утром Алексей нас совсем успокоил, сказав, что непосредственная опасность для жизни Скурлатова миновала. И действительно, больной начал улыбаться, а когда его потащили дальше, он стал иногда даже давать нам советы и вообще старался нас всячески подбадривать. Еще одна ночевка, уже где-то в районе 5100 м, и здесь, наконец, мы могли спокойно отдохнуть. Наутро Юра уже смог встать на ноги, которые, впрочем, пока отказывались его держать.

   Дальше уже не нужна была страховка, нам оставалось только спуститься по довольно несложным (при свете дня!) скалам, снежникам, длинным и крутым осыпным склонам, но это все было просто для такого большого отряда, как наш. Ну а главное, тревога за Юру уже исчезла, и настроение было приподнятое — мы успели! Строго говоря, Юра еще не мог идти сам, он мог только переступать ногами, поддерживаемый с двух сторон «атлантами». Особенно комично выглядела эта картина, когда в роли «атлантов» приходилось выступать довольно-таки низкорослым Вале Цетлину и Олегу Брагину, едва достававшим до плеч высокого Скурлатова.

   Но даже казавшиеся бесконечными осыпи когда-то заканчиваются, а там внизу нас ждали зеленые полянки с приветливыми ручейками. Вдруг, как по заказу, появилось солнышко, и снова жизнь стала удивительно прекрасной, и усталости никакой нет, и все это оттого, что рядом идет почти самостоятельно веселый и радостный Юра Скурлатов. На одном дыхании мы пересекаем ледник и почти взлетаем по последнему крутому подъему по морене в базовый лагерь.

   Первым, кто нас встретил, был Кирилл Кузьмин. Он подошел ко мне, в не свойственной ему дружеской манере обнял за плечи и как-то очень прочувствованно поблагодарил меня и всю нашу группу. Что ж, такая непосредственная реакция вполне объяснима, если вспомнить, в каком состоянии Кирилл провожал нас на «спасаловку», когда было неизвестно, жив ли Скурлатов. Ну а теперь, раз Юра жив и здоров, значит, все в порядке, и уже на следующий день Кирилл Константинович обрел свой привычный облик непререкаемого руководителя, убежденного в правоте своих действий.

   Однако у нас оставалось немало вопросов к группе Божукова-Кузьмина, которые мы не могли не задать на следующий день, когда было общее собрание всех групп с «разбором полетов». Обсуждение было довольно горячим и даже жестким, особенно со стороны «академиков». Жаль, что не сохранилось ни стенограммы, ни хотя бы каких-то записей. Но мне хорошо запомнилось, как очень деликатный и внешне мягкий Валя Цетлин буквально вцепился, как бульдог, в Валентина Божукова, допытываясь у него, о чем он, как руководитель группы, думал, когда с высоты 6100 м отправил заболевшего Данилова вниз только с Виктором Егоровым, который на высоте тоже чувствовал себя не очень хорошо? Ведь именно по этой причине спуск Володи занял недопустимо много времени и не было никакой гарантии, что он останется жив. Божуков пытался защищаться, оправдываясь тем, что Данилов необычайно сильный альпинист и он настаивал на том, что сможет идти сам.

   — Ну и что? — продолжал Цетлин. — Любой из нас на месте Данилова говорил бы то же самое. Но где же были ваши глаза и опыт профессионалов? Ведь на самом деле сил у Володи хватило только на полдня, а следующие полтора дня его тащил фактически на себе Егоров, чем и спас Данилова. Ну а если бы в лагерь еще не спустилась наша группа (а мы не планировали вернуться так рано), то кто бы тогда дотащил Данилова до лагеря и дальше до вертолета?

   А случай с заболеванием Скурлатова? Конечно, подобное может случиться в любой группе, но ведь Юра еще с вечера почувствовал себя очень плохо, ночью терял сознание, и его спуск вниз необходимо было начинать как можно раньше. Однако утром, вместо того, чтобы спасать заболевшего, двойка Кузьмин — Божуков идет вверх до самой вершины (а это около 200 м по высоте!) с тем, чтобы оттуда, как нам поведал Божуков, дать в базовый лагерь сигнал бедствия термитными спичками. Когда мы вновь услышали это нелепое объяснение уже от руководителя группы, возмущению нашему не было предела.

   Не выдержал даже деликатный и очень интеллигентный Игорь Щеголев и стал допытываться: «А сколько времени заняла эта бессмысленная операция с подъемом на вершину и когда же вы смогли, наконец, начать спуск Скурлатова, все еще находившегося без сознания? Ведь вы не могли не знать, насколько критичен для заболевшего каждый час, проведенный им на высоте более 6500 м!»

   К этому добавил свое замечание Дима Дубинин, сказавший, что, по его мнению, подъем на вершину объясняется не какими-то мифическими надеждами на связь с лагерем, а банальным желанием записать себе в актив первопрохождение нового маршрута на «Корженеву». В результате этих действий было потеряно несколько драгоценных часов, и такое промедление могло оказаться роковым для Скурлатова. Однако, по мнению Божукова, и в этом случае они поступили правильно и не их вина, что световой сигнал спичками не был принят внизу.