Мои друзья и горы.

    Примерно так же отвечали Божуков и Кузьмин на все другие вопросы, доказывая «правоту» своих действий тем, что и Данилов, и Скурлатов остались живы. Я и сейчас помню, как нас разъярила эта логика. Ведь в обоих случаях все висело буквально на волоске! Только крайне благоприятное стечение обстоятельств, таких как наше досрочное возвращение в лагерь, необычайная выносливость Виктора Егорова, самоотверженный бросок Дубинина и Шиндяйкина на 1000 м вверх, неожиданное появление группы Добровольского и удивительная жизнестойкость обоих пострадавших, сделали успешной операцию по их спасению.

   Чего мы, собственно говоря, добивались в этом споре? Конечно, не наказания Божукова и Кузьмина. Только одного — осуждения подобной практики действий. В тех случаях, когда на высоте заболевает человек, просто недопустимо рассчитывать только на благоприятное развитие событий. Напротив, надо рассматривать наихудший из возможных вариантов, и все действия должны быть основаны на понимании смертельного риска подобного заболевания и направлены на максимально быстрый спуск пострадавшего. Остальные соображения должны быть вообще исключены из рассмотрения.

   Но, к нашему вящему удивлению, оказалось, что все это было далеко не очевидно не только для группы Божукова, но и для ребят из группы Добровольского. Их отношение нас особенно поразило, поскольку именно группа Добровольского, когда у них заболел Рубик Арутюнян, немедленно приняла абсолютно правильное решение: прекратила восхождение и всем составом спустила заболевшего в лагерь. Удивительно, но и этот аргумент не подействовал — мы остались в меньшинстве, и собрание не захотело всерьез обсуждать наши доводы.

   По-видимому, отчасти это было обусловлено разницей в возрасте и опыте нашей группы и молодых участников из команды МВТУ. Ребята из группы Добровольского были существенно моложе нас, в самом расцвете своей спортивной карьеры, и для них Божуков и Кузьмин были тогда высшими авторитетами, олицетворением спортивного начала в альпинизме. Для нас же в альпинизме чисто спортивный подход никогда не был определяющим, даже в тех случаях, когда речь шла о самых сложных восхождениях. Если же ставкой оказывается человеческая жизнь, а такое нередко случается в горах, то не только говорить, но даже думать о спортивной стороне восхождения аморально.

Ну что же, очевидно, в те времена наше возмущение воспринималось почти как «старческое брюзжание», но для нас главным было высказать свое мнение, что мы и сделали. Естественно, что обнаружившееся полное несогласие в оценках привело к тому, что в период завершения работы экспедиции явственно обозначилась трещина между нами, «академиками», и молодыми ребятами из МВТУ, которые группировались вокруг Божукова.

   Но в конце концов жизнь все расставляет по своим местам. В этом я смог лично убедиться и довольно скоро. Уже через пять-семь лет, когда мне приходилось по разным поводам встречаться с Валентином Ивановым, Славой Глуховым, Эдиком Мысловским или другими ребятами из группы Добровольского, я от них неоднократно слыхал, причем без всякой провокации с моей стороны: «После 1966 г, мы не раз ходили в одной группе с Божуковым и сами смогли убедиться, что ты и твои друзья были абсолютно правы в оценке поведения Божукова и Кузьмина во время восхождения на «Корженеву».

   Вот так завершился наш спор в горах: мы не смогли убедить наших оппонентов в 1966 г., но через несколько лет за нас это сделала сама жизнь. И я не был особенно удивлен, когда в 1981 г. узнал, что на заключительном этапе формирования команды для восхождения на Эверест большинство участников команды высказалось против включения Божукова в состав экспедиции, хотя по тренированности и квалификации он, безусловно, мог считаться одним из сильнейших кандидатов.

   К слову сказать, мои отношения с Валей Божуковым остались если не дружескими, то вполне уважительными. Я участвовал вместе с ним в ряде серьезных восхождений и неоднократно мог убедиться в том, насколько самоотверженно он может работать в критических случаях, не жалея себя и не считаясь с риском. Но наряду с этим, в других ситуациях он ведет себя как профессиональный «спортсмен-личник», бьющийся за рекорд, а в такие моменты для этих людей не существует ничего, кроме того результата, который они в состоянии показать. Поэтому при восхождении на «Корженеву» для Валентина, как и для Кирилла, приоритетом было прохождение маршрута, который мог принести им золотые медали первенства Советского Союза. Все, что могло этому помешать, отметалось как малосущественное обстоятельство, которое как-нибудь «само утрясется». И в тот год — действительно «утряслось!» Но, увы, мне известно слишком много случаев в альпинизме, когда само собой ничего «не утрясалось», обстоятельства складывались несколько иным образом и все заканчивалось трагедией.