Мои друзья и знакомые

А зелень зелена, сильна, жива, здорова, И даже если вновь все сжечь и растоптать, Когда-нибудь она зазеленеет снова, Хоть, может, нам того уже не увидать.

Хоть, может, нам того уже не увидать… .

Лика

Дело было в 7-м классе. Моего отца перевели работать в новоучрежденный республиканский Совнархоз и мы переехали в другую часть города, за двадцать километров. Отец получил квартиру на главной городской улице, а мне нужно было идти в новую школу. Школа считалась образцовой, среди прочего в ней выходил, правда малым тиражом, свой журнал, заполненный сочинениями старших школьников, школьники же его и редактировали под руководством учителя литературы, набирали и печатали в типографии, где проходили уроки политехнизации. У меня там нашлось несколько знакомых по встречам на матолимпиадах мальчиков, но больше я никого и не знал.

А тут школьный вечер. Ну, я пошел, благо здание прямо у нас во дворе.

Хотя с передвижением были кое-какие проблемы. Летом я сломал ногу и все еще ходил с костылем, правда, уже с одним — хватало. Пришел и стоял в стороне, опираясь на свою подпорку. Сейчас можно честно сказать, что был я с этим костыликом вылитым Грушницким.

Выяснилось, однако, что я в этом виде имел некоторый успех. В том смысле, что одна дева из 9-го класса была впечатлена моим романтическим образом и какими-то рассуждениями, слетевшими с моего языка. Ну, трепаться-то я был крупный специалист.

Во всяком случае, эта девица сочинила по этому случаю стихи на английском языке, которым она, по общему школьному мнению, владела лучше, чем учительница. Что-то такое про «насмешливый гуманизм». Я почему знал: стихом своим она поделилась с лучшей подругой, а та, конечно, при первом удобном случае, представила их русский пересказ мне. Ну, не знаю, что там с гуманизмом, но я был, конечно польщен. И с этого момента завязалась моя дружба с обеими девушками, в которой еще участвовала моя одноклассница Шаура-Шурочка, в будущем довольно известная московско-парижская художница.

Времена были «оттепельные», мы все были любителями стихов, нового кино и вообще всего прогрессивного. Ходили вместе по улицам, болтали, демонстрируя перед друзьями свою просвещенность. Лида писала стихи и даже иногда печатала их в областной комсомольской газете. Я тогда очень гордился, что одно из этих стихотворений было посвящено инициалам, соответствовавшим моим. Шурочка писала картины маслом и гуашью. Земфира одинаково хорошо говорила по-русски, по английски и на родном языке титульного в республике народа, плюс неплохо объяснялась на языке соседней республики. Я как мог тоже тянулся за ними, тут меня несколько выручали начитанность и мои места на городских и республиканских матолимпиадах. Все это было достаточно целомудренно, хотя, конечно, мы более или менее понимали, что дружба мальчика и девочки может и конвертироваться в нечто иное.

Так прошло года полтора. Наши старшие подружки заканчивали 10-й класс и им оставалось доучиться в одиннадцатом. Они, к слову, были старше меня только на один год, потому, что я в 13 лет болел ревмокардитом и потом учился на класс моложе своих сверстников. Их одноклассникам я, помнится, нравился не очень и меня даже собирались «отметелить». Но как-то не сложилось, пронесло. Я, вообще-то, был пареньком хулиганистым, как-то пристававшего ко мне одноклассника, 44 никак не поддававшегося предложениям отвязаться, выставил по пояс в окно мужского туалета, удерживая за ремень, и держал так минут пять, пока он окончательно все не осознал и не попросил пощады. Не то, чтобы я был выдающимся бойцом, но быстро приобрел славу отморозка, чуть что берущего в руку попавшийся на глаза камень и идущего в бой с этим, в общем, довольно эффективным оружием. Так что тройки по поведению за четверть были явлением для меня рядовым.

Так-то я был мальчик довольно смирный и учился, по правде сказать не так плохо. Ну, и был активистом. Правда, не спортсменом, чего не было — того не было. Но в школьном журнале печатались мои статьи с разборами стихов и рассказов моих коллег по школе, в химическом кружке городского Дома Пионеров я был старостой, не говорю уж о школьном химкружке, где активничал по первой статье, занимал первые места на математических олимпиадах по республике, играл в школьном драмкружке иркутского генерал-губернатора в «Русских женщинах» и Стародума в «Недоросле».

А в последней, четвертой четверти произошел со мной некоторый скандал, после которого я решил, что из этой образцовой школы пора сматываться. Дело было так, что на уроке литературы учительница Маргарита Николаевна начала излагать про известное постановление оргбюро ЦК ВКП(б) от августа 1946 года.