Мои друзья и знакомые

Что российский суд, да еще во времена Ляпкина-Тяпкина, никаким правосудием сроду не интересовался, а выполнял начальственную волю, это и теперь объяснять не нужно, потому что — ничего и посейдень не изменилось. Но чтобы такая была установка сверху, вот это для меня было новостью. Я эти времена не шибко знал, но что-то помнилось: про колонизаторскую политику царизма, налог на карие глаза, конфискацию родовых земель, кровавое подавление бунтов, про рваные ноздри, карательные экспедиции Кара, Михельсона, Суворова, про пореформенное вымирание башкирцев, так что даже такой видный деятель, как А.А. Каренин, если верить гр. Толстому, все силы тратит на их защиту, жертвуя семейным счастьем. Да и народники могли ли остаться в стороне? Глеб Успенский, побывав в крае, так и предсказал: " Пропадет башкир! Непременно пропадет этот самый башкир!" Да и в самом деле, достаточно короткой информации о том, что перед 1917 годом самой у них распространенной болезнью была трахома, чтобы не позавидовать этим имперским подданным. Но как же быть с явным подсуживанием?

Дальше на страничках частично объяснялось это дело, с использованием документов Оренбургского и Уфимского губернских архивов, а частично дополнилось уже устным комментарием хозяина. Дело в том, что не было у Российской империи какой-то единой и неизменной политики в этом деле. Да, были башкирские восстания 18 века — так мало ли что было? Вон казаки… но о них чуть попозже. А потом национальная иррегулярная кавалерия совсем неплохо проявила себя в наполеоновских войнах и при начале покорения Средней Азии. О чем, кстати, остались фольклорные мелодии и танцы, что и сейчас можно на сцене увидать: "Северные амуры", в воспоминание о Париже и Фер-Шампенуазе, да "Перовский", как след неудачного похода на Хиву. До цели тогда так и не добрались через пустыню, единственно, повоевали под руку Белого Царя земли по низовьям Сыр-Дарьи, и в том числе, покорили для него башкирские конники навечно урочище Тюратам, впоследствии очень известное под именем Байконур, и тамошних казахов.

И вот, особенно сам Перовский, да и царь Николай Павлович под его влиянием, всё старались как можно укрепить инородческое Башкиро-Мещерякское казачье войско,[7] создать из него рядом с мужицким крепостным Поволжьем и рабочим Уралом верную опору трона, наподобие Всевеликого Войска Донского. С Доном-то и Яиком удалось.

Казаки в течение почти всей своей истории были заклятыми врагами Русского централизованного государства, так что каждое их появление на арене, как особой политической силы — это и симптом, и одна из главных причин смут и разрушений Руси. Так было и при Плоскине-броднике, и при воровских атаманах Кореле и Заруцком, и при Стеньке, и при Мазепе, и при Кондрате Булавине, и при Емеле-самозванце, и при Шкуро с Семеновым. Слава Богу, хоть сейчас этого нет и основным казачьим промыслом на сей раз стали не вооруженные походы на Русь "за зипунами", а хождение с чужими медалями да мелкий рэкет на рынках, что, отчасти, и позволяет надеяться — "А, может, все-таки, пронесет?" Но вот на короткий период, примерно на сто лет, удалось эту темную силу приручить, поставить на службу России как во внешних войнах, так даже и внутри. И при очередной смуте в самом начале ХХ века казаки разгоняли бунты, заслужив от либералов кличку "царских опричников", в остальные столетия мало к ним подходившую.

Видимо, хотелось той власти проделать такую же штуку и с башкирами да мишарами. Тем более, тут еще и национальный и религиозный барьер, что очень способствует неуклонности в усмирении бунтов. Идея-то богатая. В том же Пятом Годе так вот примерно получилось в Прибалтике, где, по существу, шла непрекращающаяся партизанская война между социал-демократическими латышскими "лесными братьями" и ингушами-секьюрити, принанятыми баронами для защиты своих имений. Вот уж ингушу про "Пролетарии всех стран, соединяйтесь" никакой агитатор не втолкует. Впрочем, это уж все мои нынешние рассуждения. А тогда было из этих листочков понятно, что никто башкир не преследовал, наоборот, царская администрация всеми силами пыталась их сохранить. Но не получалось. Просто не было у народа сил сопротивляться новым временам, а без кнута диктатуры не получалось под них подладиться. Не могла же сохраняться навечно ситуация, когда на мужскую душу русского крестьянина приходится в Центре одна десятина, на многоземельном Урале — две, даже у донских казаков — пятнадцать десятин, а у башкир — шестьдесят(!). А если меньше, то уже на тридцати-сорока десятинах кочевое хозяйство может только умирать.