Мой генерал

– И я не знаю, – задумчиво проговорил Федор. – Генрих Янович собирался кататься на лошадях, хотя за завтраком не сказал ни слова, когда Галка ныла, что хочет “на лошадок”. Почему он не стал кататься? Или это совпадение? Или нет?

– Скорее всего совпадение.

– Из чего это следует?

Марина подумала немного. Лес все сгущался, а до корпуса было далеко.

– Из того, что Генриху Яновичу тоже нет никакого резона убивать Вадима.

– Если мы не знаем таких резонов, это еще не значит, что их нет, – объявил генерал, – однажды некая профессорша открыла мне эту бессмертную истину. Ну как? Мы их не знаем или их нет?

Марина смутилась, и он это понял, потому остановился, притянул ее к себе и неожиданно и вкусно поцеловал в губы.

Дышать стало трудно. Кожа на спине покрылась мурашками. Кажется, даже уши втопорщились, как у кошки.

У той самой, которую он гладил по пыльной лобастой башке большой загорелой рукой.

Мужчина, у которого такие руки, не может быть кретином. Почему она сразу этого не поняла?

Он отпустил ее так же неожиданно, как притянул, даже вроде оттолкнул немного, взял за руку и повел за собой.

Он все время будто забывал, что в этой игре две команды, а не одна, его собственная. Он играл по привычке, уверенный, что играет один, а потом вступала она – со всей своей неожиданной пылкостью, дивной кожей, медными волосами, повернутыми концами внутрь, крепкой маленькой грудью, которую он уже трогал и видел, и это было еще хуже, лучше бы не знать! – и игра перестала быть игрой.

“Сурьез” начинался, как любил говорить дед, генерал Тучков Второй, дошедший до Кенигсберга.

– Валентина Васильна тоже не пошла кататься, – сказал он через некоторое время. – Между прочим, именно эти двое, Валентина и Вероникин дед, во всеуслышание объявили, что любят лошадей. Помнишь?

– Помню, – с запинкой согласилась Марина.

Встопорщенные уши горели. – Генрих Янович что-то говорил про Кубань и про то, что цыгане лучше всех обращаются с лошадьми. А Валентина рассказывала, что она в молодости… носилась.

– Да. Что-то в этом роде. И ни один, ни вторая кататься не пошли. А, черт побери.

Марина сбоку на него посмотрела.

– И способ убийства! – с досадой сказал он. – Неужели я так ничего и не пойму в этом деле?! Почему его убили так… странно?!

– Того, первого, тоже убили странно, – напомнила Марина.

– Совершенно верно, – согласился он любезно, – я ни черта не могу понять, зачем так много сложностей, странностей!

– Дунуть в трубку, чтобы попасть в лошадь металлическим прутиком, по-моему, очень просто.

– Да! – почти крикнул он. – Просто! Но нет никакой гарантии, что человек не то что умрет, но даже просто упадет! Это… бессмыслица какая-то!

Впереди замаячили желтые огни корпуса “люкс”, как будто задрожали сквозь ветки, и Марине вдруг захотелось, чтобы он немедленно перестал думать обо всех этих “жутких историях” и сделал что-нибудь в духе кавалера из эстрадной миниатюры “из жизни отдыхающих”. Пригласил ее “прогуляться на Волгу”, к примеру.

Наверное, сейчас там холодно, неуютно и дьявольски романтично. Черная смоляная вода, ниточка бакенного огонька, плотный ветер и обязательно плюхает буксир, а на буксире мирный домашний свет и радио поет глупую песню.

– Нам к восьми в баню, – сообщил рядом не отягощенный никаким романтизмом Федор Тучков. – Купим пива?

– Я не пью пива.

– Надо когда-то начинать, – задумчиво проговорил он. – Вдруг тебе понравится.

– Мне не понравится.

– Думаю, что понравится.

– Федор, я не собираюсь с тобой в баню. Это ерунда какая-то.

– Тогда мне придется пригласить Оленьку. Или ее мамашу. Или обеих?

– Приглашай кого хочешь, – вскипела Марина, – а я не пойду. За кого ты меня принимаешь?

– Я тебя принимаю за свою любовницу, – вдруг как-то очень неприлично шепнул он ей в ухо, которое опять моментально встопорщилось. – Давай попробуем. Может, тебе понравится.

И они попробовали, и ей понравилось.

Поначалу Марина упорно и продолжительно заворачивала себя в простыню, чтобы он не мог ее “разглядывать”, а потом как-то размякла, раскисла, перестала поминутно “топорщиться” и “держать спину”.

Что-то очень сибаритское было в том, что они одни в бассейне, ставшем огромным и таинственным, – свет был погашен, сияла только цепочка ламп на дне. Из-под воды поднималось голубое пламя, по потолку ходили жидкие блики. И в сауне они были одни – на горячих, гладких желтых досках, от которых упоительно и остро пахло деревом. Шезлонги были удобными, простыни махровыми, и Федор Тучков просто грелся, ничем ее не смущал и не затевал ничего “такого”.

Теперь она уже была не против – пусть бы затеял. Но не просить же его об этом! А может, попросить? Только как? Она не знала.

– Ну как тебе пиво? – Он плюхнулся рядом, шезлонг скрипнул и отъехал назад.

Федор вытянул ноги и ладонью смахнул с лица воду. Щеки у него были красными, как у мальчишки. Марина на него засмотрелась.

Он взял с плетеного столика свою бутылку, закинул голову и весело забулькал.

– Хорошо. – заключил он, перестав булькать. – Мы с отцом каждую неделю баню топим. На участке. Я тебя отвезу.

Это было обещание или ей только так показалось?