Мой хвостатый друг

— Не буду, — Плагос поморщился. Убрал руки от ее бедер и отстранился. Потер подбородок и, будто что-то сообразив, улыбнулся. Распустил шнуровку рубахи, снял с шеи один из амулетов и навесил на Кону. — Сейчас станет легче.

— Что это? — нахмурилась она, разглядывая мутный, будто необработанный зеленый кристалл с перепелиное яйцо.

— Прыгай в седло, расскажу.

Плагос забрался на нруселя и подхватил чародейку, устраивая ее перед собой. Обернулся и сказал несколько слов. Перед вторым животным замаячили светящиеся камни, и оно покорно потопало куда-то вперед.

— Это кристалл моей самки, — пояснил наследник Тиасов, когда они тронулись. — Мы зачинаем потомство тяжело, не за один раз, а кристалл помогает легче напитаться моей магией и быстрее забеременеть. Подозреваю, что он действует чуть хуже постели. Не мог дать тебе его сразу, потому что связь между нами не была устойчивой.

— А сейчас? — поинтересовалась Кона. Ей совершенно не нравился этот символ мармалльского материнства.

— А сейчас нет другого выхода, — выдохнул Плагос. — Или так, или постель, или моя земля убьет тебя. Но если надумаешь… — тут он осторожно обнял ее одной рукой, и Кона порадовалась, что спутник не видит ее лица. Обида никуда не делась, но тепло его казалось надежным и приятным. — Если надумаешь, я охотно вернусь к постели. Только скажи.

— Вряд ли когда-нибудь захочу этого, если есть другой способ.

— Хорошо, — вздохнул Плагос, и Кона пожалела, что не видит его глаз. Показалось, приятель обиделся.

— А что ты сделал? — поинтересовалась она, надеясь немного исправить ситуацию. Не понимала, что с ней творится. Хотелось ругаться с ним, обижаться, даже побить, но не хотелось задевать его. — С этими мармаллами.

— Я — тиор наших земель, — с гордостью напомнил наследник Тиасов. — Поддерживаю равновесие. Управляю магией. Я просто вернул их силы природе. Они восстановятся дня через три, ничего страшного. Зато не понадобились лишние слова.

— Это хорошо, — улыбнулась Кона, прикрывая глаза. Хотела спросить еще кое-что, но передумала. Воздух вокруг становился легче и начало клонить в сон. Прямо как после отлично проведенной ночи.

Глава девятая

Кона никак не могла понять, спит или бодрствует. Странное состояние, когда разум, будто покинув тело, путешествовал вслед за призраками прошлого, но все вокруг казалось так реально, что перехватывало дыхание. Неуверенно ежилась: везде были только холод, страх и одиночество.

Чародейка шла вслед за матерью по узкой тропе в трещине древней фиолетовой скалы. Родительница держала на вытянутой руке горящий факел и бодро топала вперед, не оглядываясь на спутницу и не обращая внимания на ее страх. Пытаясь успокоиться, Кона время от времени поднимала голову посмотреть на небо, но пугалась еще больше. Там, наверху, виднелась только узкая синяя полоска, окруженная шершавым камнем. С каждым шагом тропинка сужалась и вокруг становилось все меньше воздуха.

— Мама! — окликнула Кона проводницу. Женщина остановилась и обернулась к спутнице.

Полегчало. Родительница выглядела обычно: прямые, черные с синевой волосы, золотые глаза и строгие, немного острые черты лица. Разве что свет от факела придавал ее бледной коже какой-то болезненный оттенок.

— Пойдем, Кона, — подбодрила она знакомым голосом. — Осталось немного.

Чародейка поморщилась. К духоте примешалась едва заметная нотка аромата полыни — знак, что они ступили во владения горных драконов. Мать всегда говорила: человеку и даже полукровке туда хода нет, горы не выпустят обратно.

— Зачем мне к вам? — поинтересовалась осторожно.

— Хочу показать кое-что, — мать мягко улыбнулась. — Ну же, милая, не робей!

Кона снова посмотрела наверх. Полоска неба превратилась в нить, и скалы показались чудовищем, что накрыло своей огромной каменной ладонью. Чародейка поняла: еще шаг, и она уже никогда не найдет выхода. Посмотрела на мать и содрогнулась: родные, до боли знакомые черты исказились, размазались и стали прозрачными. Кона вскрикнула и попыталась отступить на шаг. Пространство глухо захохотало, а скалы вокруг пришли в движение, путая дорогу и отнимая всякую надежду на спасение. Снова закричала, но, похоже, только бесполезно сорвала голос. Духота стала невыносимой, в нос, ветхой тряпкой заполняя рот и глотку, вторгся приторный запах полынной горечи.

А потом Кона услышала пение птицы. Той самой красной красавицы из комнаты Плагоса. Чародейка собрала последние силы и пошла на звук, отчего-то казалось: птаха знает, где выход.