Мой Кир Булычёв, мой Рэй Брэдбери и другие мои писатели…

Последнюю пару лет в кинематографе можно смело назвать «сезоном ремейков и сиквелов». Но о том, что благородный борец со злом в тёмной маске Джон Рид и его напарник, индеец Тонто, появились в 30-е годы на радио Детройта, а в 49-м перекочевали на телевидение, не помнят и американцы. Ну как им тягаться с Суперменом, переименованным в «Человека из стали», или со злыми Годзиллами (Годзиллы – здесь: Джегеры) из «Тихоокеанского рубежа»? Но тут авторы применили приём, хорошо известный теоретикам постмодернизма. Приём этот – ложное цитирование. Он чем-то сродни платью «Голого короля». Текст строится так, словно все авторские сентенции подкреплены цитатами. Причём настолько очевидными, что и ссылки приводить нет смысла – все и так всё знают. Про «голого короля» не забывать! Но все цитаты фальшивые – это тоже авторский текст. Так и в «Рейнджере» – фильм сделан так, словно это ремейк культовой картины или экранизация популярного комикса. Но в этом мастерство сценаристов и режиссёра – король голый, цитат нет, весь текст авторский и оригинальный.

Иллюзия того, что «мы раньше где-то встречались», происходит оттого, что все персонажи и сюжетные ходы картины – архетипичны. Фильм воспроизводит на экране структуру мифа, структуру фольклорного произведения. А сказки, как установил русский культуролог Владимир Пропп, в то самое давнее время, когда жители Детройта слушали передачи об Одиноком рейнджере, – все немножечко похожи. Точнее, имеют единую внутреннюю структуру.

Эту тему здорово развил Михаил Успенский в своём юмористическо-культурологическом романе «Там, где нас нет». Там жрец учит богатыря, что идолам Проппа «не нужен ни ягнёнок, ни цыплёнок, ни ароматные воскурения, а ничем ты ему так не угодишь, как сядешь у подножия кумира и расскажешь какую-нибудь сказку – новеллу или устареллу». И дальше:

«– Только смотри, – предупредил старец, – Пропп любит, чтобы все сказки были на один лад.

– Так, может, ему одно и то же излагать?

– Нет, так нельзя, не полагается.

– Так ведь и люди же не на один образец!

– Люди, конечно, разные – и лицом, и статью, и возрастом. А вот скелеты у них примерно одинаковые. Так и тут. Мясо разное, а костяк схожий…»

Вот и фильм «Одинокий рейнджер» – такая вот «устарелла», где мясо иное, а скелет архетипический. Неслучайно фильм построен как история, рассказанная постаревшим индейцем Тонто мальчику из более поздних времён. И не просто постаревшим индейцем, а вдруг ожившим муляжом индейца, выставленным в ярмарочном паноптикуме. Сюжет фильма вариабелен, как любое фольклорное произведение – будь то древний эпос или современный анекдот. Разные эпизоды не всегда сходятся друг с другом. Но это-то и создаёт иллюзию того, что за сюжетом стоит какая-то давняя история. Ведь именно так часто бывает с мифом.

Тут нужно отметить мастерство и опыт авторов сценария Теда Эллиота и Терри Россио. Кроме всех четырёх «Пиратов Карибского моря», «Маски Зорро» и обеих «Легенд нации» они придумали сценарии к самым кассовым мультфильмам: «Шрек», «Аладдин», «Дорога на Эльдорадо», «Планета сокровищ» и др. Мультфильм – это всегда сказка. А настоящая волшебная сказка всегда основана на мифе. Это доказал вышеупомянутый Пропп. Если же сравнить структуру волшебной сказки, вычлененную этим замечательным филологом, со структурой сценария жанрового кино, то окажется, что чем ближе киносюжет к сказке, тем больше его зрительский успех. Всё просто: сценарий строится по законам сказки, сказка основывается на мифе (см. «Морфологию сказки» В. Проппа), а миф – на архетипе (это уж вполне наглядно доказал Карл Густав Юнг). Бинго! Зрители рукоплещут…