Я невольно вцепилась в его плечи, ловя равновесие, Алан притянул меня за талию, замер на миг, заглядывая в глаза. Начал было наклоняться к моему лицу – я замерла, завороженная его взглядом – и вдруг шарахнулся, шипя.
На плече возник его котейшество, перепрыгнул на меня, больно вцепившись когтями, хлестнул хвостом по лицу и сиганул на траву, продолжая мчаться за бабочкой.
Мы с Аланом переглянулись и расхохотались.
– Что такое не везет, – выдохнул он, разгибаясь. – Вот ведь удружил, зар-раза мохнатая!
Я стерла с лица шерсть, все еще хихикая. Сунула Алану в руки лукошко.
– Утешайся.
Пожалуй, кот появился очень вовремя. Как-то не доводилось мне еще целоваться с парнем, которого знаю от силы три дня. Да и то сутки без чувств провалялась. Что на меня такое нашло?
– Неравноценная замена, – хмыкнул он, пряча руки за спину. – И вообще, я же сказал, что это тебе.
– А я сказала – пополам.
Я уселась под яблоней, скрестив ноги, поставила лукошко подле себя. Алан растянулся на животе, опираясь на локти. На его лопатке проступили кровавые полосы. Похоже, кот, вскарабкавшийся по нему, как по дереву, не слишком церемонился с хозяином. У меня и самой немного саднило плечо, но обижаться на его котейшество было еще сложнее, чем на его хозяина.
– Здорово расцарапал? – спросила я.
– Ерунда, – отмахнулся Алан.
Какое-то время мы молчали, наблюдая, как кот гоняется за бабочкой. Ветер шевелил листья, скользил прохладой по коже. Земляника таяла во рту. Было тихо, тепло и спокойно. Давно мне не было так спокойно.
Его котейшество, устав скакать, вернулся к нам. Потерся мордой о плечо Алана, обнюхал землянику, счел ее не стоящей внимания. Взобрался мне на колено, потом, потоптавшись, свернулся клубком, устроившись между моих бедер. Я почесала его за ухом.
– Хотел бы я быть на его месте, – хмыкнул Алан.
– Могу и тебя за ухом почесать, – я сделала вид, будто не понимаю намека.
Это… бодрило. Совсем как в Бенриде. На балах девочки появлялись с пятнадцати лет, и подобные разговоры мне доводилось вести не раз. Да, на балах намеки тоньше, а фразы витиеватее. Однако это была все та же игра – вечная игра мужчины и женщины, в которой я пока не хотела – а может, не осмеливалась – заходить слишком далеко.
– Для начала и это сойдет.
Он придвинулся ближе, ткнувшись лбом в мое колено. Я потрепала Алана по волосам. В былые времена подобные вольности казались бы допустимы лишь с очень близким другом или… кем-то куда больше, чем другом. Но где они, те времена?
Я понимала – или мне казалось, что понимала – почему он так напорист. После темноты подземелья, воя чумных, запаха сгорающих тел хотелось ловить каждый миг жизни. Ветер, ласкающий кожу, запах травы и листьев, вкус земляники, тяжесть и тепло кота, устроившегося на моих ногах, как в колыбели.
Аромат липового цвета и меда, шелк волос между пальцами, тепло ладони, скользнувшей мне на бедро.
Я вздрогнула, будто просыпаясь. Отдернула руку. Алан помедлил лишь самую малость. Отодвинулся, бросил в рот ягоду. Я снова погладила кота, не зная, куда девать глаза и руки. Алан наблюдал за мной, кажется, от души веселясь.
– К слову, его котейшество немногим такое позволяет, – заметил он наконец.
– Ты всегда таскаешь его с собой? – снова сделала я вид, будто не понимаю намека.
– Нет, – улыбнулся Алан. – Когда подворачивается симпатичная кошечка, он спит не у меня на кровати.
– Похоже, он вовсе не спит у тебя на кровати.
– Весна же. – Алан приподнялся на локте, беззастенчиво меня рассматривая. – Но здесь он пока не огляделся особо. Впрочем… есть одна сероглазая. Норовистая… Чую, ходить ему с расцарапанной мордой, – мечтательно произнес он. – А, может, с расцарапанной спиной, м-м?
– Экий быстрый! – рассмеялась я.
– Ну а что? – Он перевернулся на спину и потянулся – в самом деле, как разнежившийся кот, уверенный, что его погладят по пушистому животу. – Разве не хорош?
Я снова расхохоталась. Нет, ну каков наглец!
– Хорош, – не стала я спорить. – Всем хорош. Только…
– Только?.. – Он сел, разом посерьезнев.
Я тоже перестала улыбаться. Всем хорош. Только все его улыбочки и шуточки словно в пустоту проваливаются. И эта вечная игра больше не будоражит кровь. Будто что-то сломалось во мне. Сгорело. Вот и настроение скачет туда-сюда. Только что смеялась, а теперь снова плакать хочется. Ни о чем— просто так. Сидеть и отчаянно жалеть себя.
– Только когда клочья шкуры и половина хвоста остались в пасти бешеных собак, не получается думать о весне.
Он оказался рядом в одно мгновение, обнял за плечи.
– А по мне – так именно тогда о ней и думать. Жить, пока мы живы.
Алан накрыл мои губы своими. Он целовал уверенно, настойчиво, точно вовсе не сомневался, что я отвечу. Пальцы пробрались мне в волосы, ладонь легла на талию. Мои губы раскрылись ему навстречу, сдаваясь под этим напором, но в тот же миг он отстранился, заглянул мне в глаза.
– Или ты совершенно не умеешь целоваться, – прошептал он, все еще придерживая меня за затылок, – Или…
Я не отвела взгляда. Стыдиться мне нечего.
– Скажи только одно. – Он отстранился. – Есть кто-то?