- Что тут непонятного, Джон, - раздражается из своего кресла Шерлок, - вы – двойняшки. В семье родились мальчик и девочка, бета и омега. Как и полагается, омегу родители оставили, а бету сдали в приют. Не понимаю, к чему теперь знакомиться с теми, кто тебя бросил. Они не твоя семья. Твои родители – чета Ватсонов, именно они усыновили и воспитали тебя. А эти люди – самодовольные бессердечные твари… До свидания, мисс, надеюсь, больше не увидимся.
Шерлок выпаливает это скороговоркой, захлебываясь от негодования, сверлит Гарриет полным ненависти взглядом, от которого она съеживается, уменьшаясь в размерах, но не уходит, продолжая упрямо сидеть на стуле. Шерлок взвинчен до предела и, Джон это видит ясно, вот-вот подорвется и просто вышвырнет омегу из квартиры.
А ведь они действительно похожи – вот откуда чувство узнавания. Джон растерянно смотрит на Гарриет, отмечая в ней свои черты. Он никогда не считал себя красавцем, но Гарриет для женщины довольно мила, портит только излишне большой нос и оттопыренные уши, которые она прикрывает прядями волос, начесанными вперед и залакированными. Как это странно – узнавать себя в другом человеке. Гарриет нервничает, зло косясь на Шерлока, и Джон понимает, что пора вмешаться.
- Перестань, Шерлок, - обрывает он любимого, - замолчи.
Шерлок замолкает на полуфразе, прямой, напряженный, злой, готовый вскочить и вытолкать в три шеи незваную гостью, а Джон смотрит на нее и пытается понять, что чувствует. Нет, те слова, что говорил Шерлок, в чем-то правильные, и Джон действительно должен ненавидеть эту семью, с такой легкостью избавившуюся от него, но ненависти нет. Есть какое-то болезненное любопытство – хочется на них посмотреть хоть одним глазком, увидеть, какие они, его биологические родители, как выглядят, какие у них привычки, от кого и что он унаследовал. Любопытство, приправленное слабой надеждой на то, что обстоятельства, при которых от него отказались, были удручающе непреодолимыми. Наверное, это нормальные чувства любого сироты. Все беты из приюта втайне мечтали о том, что биологические родители найдут их и заберут обратно в семью, что они потерялись, или их похитили, или еще какая-нибудь романтическая чушь в качестве оправдания. Джон уже далеко не мальчик, но эта детская надежда, оставшаяся, как он думал, в приюте, вдруг воскресает и вползает в душу наглой кошкой на мягких лапках, незаметно, но настойчиво, устраиваясь поудобнее на теплом месте у батареи.
- Автобус на Бристоль через два часа, - тихо, но упрямо говорит Гарриет, - я уже взяла билеты и хочу, чтоб ты поехал со мной, - когда они успели перейти на «ты», мельком изумляется Джон.
- Исключено! – рычит Шерлок. – Джон никуда не поедет, ему не о чем разговаривать с вашей семейкой. Надо было думать тогда, когда от него избавлялись… - Гарриет сердито поджимает губы. – Убирайтесь, и больше здесь не появляйтесь…
- Шерлок! – очередной раз возмущенно прерывает его Джон. – Перестань! Мне решать, поеду я или нет, - он вновь смотрит на Гарриет. – Скажите, почему вы хотите, чтобы я поехал с вами к, по сути, чужим мне людям? Столько лет я был не нужен, и вдруг это приглашение. С чем оно связано?
Гарриет краснеет.
- Папа серьезно болен. Он хочет увидеть тебя, - говорит она.
- Вранье, - возмущается Шерлок, Джон смотрит на него укоризненно, и Шерлок замолкает, проглатывая факты, которыми собирался подтвердить свое заявление.
- Хорошо, - неожиданно даже для самого себя произносит Джон, - я поеду, тем более мой больничный еще действителен. На несколько дней. Прости, Шерлок, я должен…
Джон не договаривает и не смотрит на Шерлока. Он просто знает, как тот сидит с побелевшим злым и несчастным лицом, окаменев в своем кресле. Теперь не сдвинется с места и слова не скажет, пока Джон не уйдет. Не посмотрит в его сторону. Не будет есть, пока Джон не вернется. Нарочно будет подставляться под пули, гоняясь за преступником, один. Некому будет прикрыть его спину. Сердце Джона болезненно сжимается, но он уже знает, что не отступит от своего решения.
Поднимаясь в свою бывшую комнату, он достает дорожную сумку и спускается вниз – его вещи в спальне Шерлока. Собирая все необходимое для двухдневного путешествия, Джон демонстративно забирает пистолет, чтобы Шерлок не переживал, как тогда, в больнице, что он не сможет себя защитить. Надевает подаренный джемпер и вопросительно смотрит на Шерлока, надеясь услышать хоть слово напутствия, но сам Шерлок даже не смотрит на него, продолжая сидеть в кресле, словно каменное изваяние (впрочем, это не значит, что не видит – Шерлок видит и замечает все). Джон вздыхает, подхватывает сумку, открывает дверь, пропуская вперед Гарриет, и, закрывая за собой, слышит едва слышное «возвращайся». Конечно же, Джон вернется. Он не сможет оставить Шерлока одного. Тут даже без вопросов. Он уезжает всего на два дня, чтобы удовлетворить болезненное любопытство. Когда Джон вернется, все пойдет по-прежнему.