– Речь шла не о характере Ратленда, а о твоем, – давясь слезами, проговорила она. – Причина в тебе – в твоей доброте душевной, в твоем положении, в нашей репутации, в наших планах на будущее… Газеты подробностей не печатают, чтобы избавить от позора его семью, однако люди молчать не станут. Я боюсь, что ты причинил вред себе.
– Неужели? – усомнился он. – Так вот почему ты на меня злишься?
– Почему же еще? – спросила она высоким и тонким голосом.
– Прости, но у меня создалось впечатление, что Ратленд – своего рода проверка, – холодно заметил Люциан. – Ты хотела узнать, смогу ли я быть хорошим на твой лад – ручным мужем, джентльменом. – Он покачал головой. – Я не джентльмен, Хэрриет. И я могу пообещать тебе только одно: незапятнанное создание, с которым ты мечтала пить горячий шоколад в Италии, – точно не я. И я никогда таким не буду. Чем раньше ты это поймешь, тем меньше разочарований испытаешь.
Губы Хэтти побелели.
– Разочаровать меня еще больше тебе не удастся, – тихо проговорила она. – Ты считаешь меня глупой девчонкой.
Его грудь словно сжали в тисках. Разочаровывать ее было невыносимо, только изменить ничего он не мог, поэтому Люциан возненавидел ее за этот праведный гнев. Мотивы Хэтти оставались для него туманными, она казалась ему взбалмошной, и с ней рядом он не чувствовал себя в безопасности. Ратленд убил их, хотел сказать Люциан, если бы мог выговорить эти слова вслух, но Хэрриет и так знала, что Ратленд вынес шахтерам смертный приговор. И все же она продолжает упорствовать. Если бы Люциан попытался рассказать ей о своем стыде и о боли, а она по-прежнему настаивала на обращении его на сторону добра и соответствии ее ожиданиям, он, пожалуй, не смог бы ее простить. И тогда он ее потерял бы… Позволить этого он себе не мог.
– Не лезь не в свое дело, – отрезал он. – Ничего ты не понимаешь! Поверь, он сделал с моей семьей и с общиной такое…
– Поверить тебе? – недоверчиво переспросила Хэрриет. – Я тебе поверила, и смотри, чем это закончилось. Ну конечно, – добавила она со странным блеском в глазах, – я не понимаю, куда уж мне, я всего лишь избалованная девчонка. Я все еще верю, что ты мог выбрать нас и свое будущее вместо прошлого.
– О господи! – не выдержал Люциан. – Да ты вообще себя слышишь?
Ее лицо посерело, газета выскользнула из рук. Он посмотрел, как она мечется по комнате, и ему стало нехорошо.
– Хэрриет, – окликнул он.
Она повернулась к нему.
– Ты сожалеешь? – прошептала она. – Ты хотя бы сожалеешь о том, что натворил?
– Мне жаль, что я разочаровал тебя, – выдавил Люциан.
– А как насчет гибели лорда Ратленда?
Тела в ряд, от мала до велика… мокрые светлые волосы разметались по грязи…
– Не могу, – хрипло выговорил он. – Сожалеть об этом я не могу.
Хэрриет содрогнулась, в глазах ее мелькнул страх. Он безвозвратно рушил ее представления о нем как о благородном рыцаре, и осознание, что помешать этому он не в силах, застряло в горле глыбами льда.
Хэрриет выпрямилась и посмотрела на него, вздернув подбородок.
– Я тебе доверяла, – сказала она. – Ты показал, каков ты есть, вынудив меня к замужеству. Ты заключил сделку с моим отцом. Ты притворился, что поступаешь благородно в гостиной моих родителей, когда я от страха не могла мыслить здраво. Я все это знала и все же решила тебе довериться… Глупая я! У меня нет выбора – я должна вернуться в Лондон.
Слова доносились до него приглушенно, как из-под воды.
– Я не хочу, чтобы ты уезжала.
– Как же я могу остаться? – спросила она, оглядывая номер в поисках своих вещей.
– Ехать одной небезопасно.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
– Правда в том, что с тобой я в гораздо большей опасности, чем без тебя.
Ее слова настолько задели Люциана за живое, что он едва не забыл, как дышать. Позже. Он поговорит с ней позже, когда оба снова будут владеть собой.
– Если ты так ко мне относишься, то тебе и в самом деле лучше уехать.
Он вышел за дверь, потому что при виде того, как она собирает вещи, ему хотелось выть.
Глава 32
Сначала мысли Хэтти неслись по все тем же старым рельсам: глупо-тупо, глупо-тупо в ритм движению поезда. Она чувствовала себя грязной, ей хотелось хорошенько помыться с мочалкой, потому что каждый час, проведенный в сладострастной близости с Люцианом, зудел на теле, словно короста. Неужели он смеялся над ее доверчивостью, над наивными попытками устроить ему испытание?
И в довершение всего погиб человек!