Мой лучший друг

Жил я в оренбургской степной деревне, очень далеко от моря. Но сколько парней из таких вот селений, упрятанных в ладонях земли, почему-то тянутся к великой воде. Каким чудом доходит до них ее зов?

Расхаживая по ночному кораблю, я вглядывался в огоньки набережной, ежился от похолодавшего воздуха и вспоминал первую встречу с человеком, знавшим, что такое море. Помню бесцветное от жары небо, черный лес, сбегавший к мелководной речушке. И вдруг на ее берегу появился заправский моряк: «Здорово, пацаны! Привет от дальних широт!»

Все село перебывало у моряка, приехавшего на побывку к родителям. Он несколько дней не выходил из дома, потчуя гостей: все они оказались с ним в родстве, как всегда бывает в небольшой деревне.

Встретившись с нами на берегу нашей реки, моряк положил на песок фуражку вверх донышком, снял кремовую форму с узкими погончиками. Лицо и шея его были бурыми, а тело, к нашему удивлению, оказалось таким белым, словно никогда не видывало солнца.

«С Дальнего Востока», — уважительно говорили о нем. И это звучало так же значительно, как «с Северного полюса», «из Антарктиды» и еще бог весть из каких неведомых мест.

По округлому плечу моряка плыл дельфин, похожий на торпеду. Моряк зябко ежился, мускулы переливались, ходили по телу, и наколотый иголками дельфин играл-резвился на его плече.

Я не спускал с моряка глаз. Воображение торопливо работало, тщась создать из моих скудных знаний грозную морскую картину. Но дальше косматых волн, грома и молнии дело не шло. Тогда я еще не знал, что над морем не бывает грома.

Моряка я поставил на мостик, на верхотуру корабля, он лихо подавал команды, и дельфин, предвестник удачи, как запомнилось мне из какого-то фильма, оживал у него на плече.

Я решил завести себе точно такого же. Дружок Санька связал три иглы вместе и, обмакнув их в тушь, приступил к работе. Было больно, плечо горело, точно его жгли раскаленным железом. Но я ни разу не вскрикнул: морякам наплевать на боль!

Вечером я пришел к старому дому, где жили родители моряка. Окна за кустами высокой сирени закрыты, в доме тихо. Значит, моряк уехал. Стало обидно, что так и не сказал он мне ни слова, не узнал о моей мечте.

К ночи плечо опухло, начался жар. До самого утра я ворочался в постели, несколько раз поднимался пить, прикладывал к плечу мокрую тряпку.

Три дня я не снимал рубахи, не выходил из дому. Мать забеспокоилась: что это я сижу, как привязанный, денег на кино не канючу, безропотно поливаю огурцы и капусту и вообще тише воды, ниже травы.

«Не заболел, часом?» — спросила она.

«Не-е, — отмахнулся я. — Настроение неважное».

«Ишь ты, настроение», — мать покачала головой. Через три дня скинув рубаху, я с замирающим сердцем приблизился к зеркалу и выставил левое плечо. Вгляделся и чуть не завыл. На плече красовалось чудище с мерзкой, перекошенной харей и хвостом селедки. Вместо плавников торчали кривые лапы.

Я пулей вылетел из дому. Гнев кипел во мне и требовал возмездия. Саньку я нашел на берегу и, показав ему плечо, отлупил. Он заплакал не от боли, а от того, что я не оценил его вдохновенный труд. «Ты мне подай живого дельфина, тогда и спрашивай… — хныкал он. — Подай, а тогда гляди, получится, аль нет…»

Чтобы как-то поправить неудачу, мы, помирившись, решили сделать красивую надпись. Снова я три дня поливал огород. Но душа, единожды обманувшись, не давала мне покоя. И не напрасно. Самые крайние мои опасения подтвердились, когда я набрался духу и подошел к зеркалу. Под неведомым чудовищем вкривь и вкось скакали буквы: «делфин».

«Делфин»! Сколько досады, смеха и горечи принесло мне это чудище! И еще принесет, наверно, Санька, Санька! Я простил тебя, что мне на тебя сердиться, коль сам был глуп. Настоящий-то дельфин жил у меня в воображении. И скоро я увижу его наяву.

Дождь к утру кончился. В ярком, омытом небе встало чистое солнце, осветив огромную синюю бухту в кольце белых сопок. Перед бухтой раскинулся городок. Он несколькими ступенями поднимался в сопки, за ними уходили в небо три исполинские горы с четко очерченными ребрами и провалами. Вулканы. Они были далеко от города, потому что вдали виднелись поселки, поля, лесные островки. Но вулканы были так велики, что казались рядом.

На высокой набережной, по самому краю обрыва, росли рябины. Ветерок раскачивал их кроны, и казалось, что это земля машет зелено-красными платками уходящим в море кораблям.

Управление флота находилось здесь же, над портом. Я сдал документы и получил направление на плавбазу «Чукотка».

«Она заметная, — сказали мне. — Майнайся на пирс, там найдешь».