Мой мальчик

Вообще-то, Маркуса не удивила реакция Уилла. Если бы его попросили назвать своего лучшего друга, он бы назвал Элли – не только потому, что любит ее и хочет с ней встречаться, но и потому, что она к нему хорошо относится и всегда относилась, не считая их первой встречи, когда она назвала его маленьким вонючим сопливым засранцем. Тогда она повела себя с ним не очень приветливо. Было бы несправедливо сказать, что Уилл никогда не относился к нему хорошо, ведь были и кроссовки, и лепешки, и видеоигры, и все остальное, но надо заметить, что подчас Уилл не слишком был рад его видеть, особенно когда он захаживал к нему дней по пять-шесть подряд. А Элли всегда обнимала его и суетилась вокруг него, а это, думал Маркус, что-то да значит.

Но сегодня она была не особенно рада его видеть. Она была грустной и отчужденной, а когда он пришел к ней в класс в обеденный перерыв, ничего ему не сказала и, уж конечно, ничего не сделала. Зои сидела рядом, смотрела на нее и держала за руку.

– Что случилось?

– Ты что, не слышал? – спросила Зои.

Маркус ненавидел, когда люди так говорили, потому что он вечно ни о чем не слышал.

– Видимо, не слышал.

– Курт Кобейн.

– А что с ним?

– Он пытался покончить с собой. Передозировка.

– С ним все в порядке?

– Наверное. Ему промыли желудок.

– Хорошо.

– Ничего хорошего, – сказала Элли.

– Нет, – кивнул Маркус, – но…

– Он обязательно это сделает, – заявила Элли. – В конце концов. Они всегда добиваются своего. Он хочет умереть. Это был не крик о помощи. Он ненавидит этот мир.

Маркусу внезапно стало плохо. Накануне вечером, выйдя из квартиры Уилла, он представил себе этот разговор с Элли и подумал, что она утешит его так, как Уилл никогда бы не смог, но все вышло по-другому; комната начала медленно вращаться вокруг него, цвета померкли.

– Откуда ты знаешь? Почему ты так уверена, что он не просто валял дурака? Я думаю, что он ничего подобного больше не сделает.

– Ты его не знаешь, – сказала Элли.

– Ты тоже, – заорал на нее Маркус. – Это даже не реальный человек. Он просто певец. Парень на свитере. Он не чья-то мама.

– Да, но он чей-то папа, маленькая ты задница! – рявкнула Элли. – Он папа Фрэнсис Бин. У него прекрасная маленькая девочка, а он все равно хочет умереть. Так что сам понимаешь.

Да, Маркус понял. Он развернулся и выбежал из класса.

Он решил прогулять пару уроков. Если он пойдет на математику, то погрузится в свои мысли, и его обязательно спросят, а потом будут смеяться, когда он попытается ответить на вопрос, который задали час или месяц назад или который не задавали вообще; ему хотелось побыть одному, подумать, чтобы никто ему не мешал, поэтому он пошел в мужской туалет рядом со спортзалом и заперся в правой кабинке, потому что в ней по стене шли трубы отопления, на которые можно было присесть. Через несколько минут кто-то вошел и начал стучать в дверь кабинки.

– Ты там, Маркус? Извини. Я не подумала о твоей маме. Все будет хорошо, она не такая, как Курт.

Он немного помолчал, а потом приоткрыл дверь и выглянул из-за нее:

– Откуда ты знаешь?

– Потому что ты прав. Он не реальный человек.

– Ты это говоришь, просто чтобы утешить меня.

– Хорошо, он реальный человек. Но он не как все.

– В каком смысле?

– Не знаю. Просто не как все. Он как Джеймс Дин, и Мэрилин Монро, и Джими Хендрикс и тому подобные. Все понимают, что, если он умрет, ничего страшного не произойдет.

– С кем не произойдет? С… как там ее зовут?

– Фрэнсис Бин.

– Ага. Почему с ней ничего не произойдет? Все с ней произойдет. Это просто с тобой ничего не произойдет.

Мальчик из параллельного с Элли класса зашел в туалет.

– Иди отсюда, – приказала Элли так, словно ей приходилось говорить это сотни раз, как будто этот парень вообще не имел права захотеть писать. – Мы разговариваем.

Тот открыл было рот, чтобы ей возразить, но понял, с кем имеет дело, и вышел.

– Можно мне зайти? – спросила Элли, когда он вышел.

– Если места хватит.

Тесно прижавшись друг к другу, они сели на трубы, Элли потянула на себя дверь и закрыла на задвижку.

– Тебе кажется, что я разбираюсь в жизни, но это не так, – начала Элли. – Не совсем так. Я в этом ничего не понимаю. Не знаю, почему он решил, будто все в ней понимает, или почему так решила твоя мама. И я не знаю, каково это – быть на твоем месте. Наверное, страшновато.

– Ага… – И он заплакал. Не громко: его глаза просто наполнились слезами, и они потекли по щекам, – но ему все равно стало стыдно. Он не мог себе представить, что будет плакать на глазах у Элли.

Она обняла его:

– Не слушай меня. Ты понимаешь в жизни больше, чем я. Ты сам мне можешь об этом рассказывать.

– Я не знаю что.

– Тогда давай поговорим о чем-нибудь другом.

Но какое-то время они не говорили ни о чем. Они просто сидели вместе на трубах, ерзая, когда начинало припекать, и ждали, пока им не захочется снова выйти в мир.