Мой маленький Будда

Он раньше меня узнал, или понял, что значит «синдром Дауна». Пока я находилась в роддоме, рядом с сыном, несмотря ни на что, пусть сквозь слёзы, но я была счастлива, когда держала его на руках. Имре же в это время в одиночку пытался побороть в себе боль, страх, ярость против несправедливой судьбы. Но он не сидел сложа руки, ему надо было действовать, найти решение проблемы, которого просто не существовало. Он пошёл в библиотеку, в специальной медицинской литературе прочитал всё, относящееся к теме, разговаривал с врачами и… плакал. Потому что не нашёл ни одной статьи, которая давала бы хоть какую-то надежду, не услышал ни одного ободряющего слова. Каждый день он приходил навестить нас, но ни разу не поделился со мной той ужасной информацией о синдроме Дауна, которую получил из самых разных источников. Как умолчал и о том, что ему предложили оставить ребёнка в роддоме, сдать его на попечение государства. Им руководили милосердие и достоинство, на которые способен только по-настоящему сильный человек. Я со святящимися от счастья глазами рассказывала ему, какой у нас красивый сын, какое у него милое «курносое» личико и какой отменный аппетит («Настоящий Ласлоцки!») А он знал, что всё, о чём я рассказываю, «неопровержимые доказательства правильности диагноза», но молчал. Слушал, молчал и грустно улыбался. А я объясняла его грусть тем, что он тоже хотел бы быть рядом с сыном.

Когда и я, наконец, поняла, что значит «приговор» врачей, Имре был моей единственной настоящей опорой. Он делился со мной своей силой. Со временем я и сама закалилась и окрепла. А потом меня наполнял энергией мой сын. Они вдвоём, отец и сын, вернули мне желание жить, я вновь обрела радость и снова научилась улыбаться.

4.

«Что было бы, если бы? Может быть, в юности Имре мечтал о бо́льшем, но если у него не всё получилось так, как он хотел, не думаю, что причиной этому стал наш сын. Хотя, помнится, был у него один начальник, считавший, что «болезнь ребёнка может стать одним из главных факторов, влияющих на карьеру г-на Ласлоцки». Он оказался неправ, его прогнозы не оправдались. Я считаю, мой муж многого добился в жизни и в карьере, и уверена, добьётся ещё бо́льшего. В министерстве у него есть репутация (его считают профессионалом высокого класса и, что немаловажно, корректным и надёжным сотрудником). Коллеги уважают его в том числе и за то, что он хороший отец.

Я не утверждаю, что мы всегда были терпеливы друг к другу Как и в любой семье, у нас бывали «дни без улыбок». Но, тем не менее, я могу твёрдо сказать, что мне повезло с мужем. Он всегда был рядом со мной. Не всякий мужчина способен принять ситуацию, когда в жизни жены не он занимает главное место, а сын, который нуждается во внимании матери гораздо больше. Мой муж понимал это и принимал. Более того, он стремился и мою жизнь сделать более яркой, следил за тем, чтобы я не превратилась в «семейную рабыню». В своё время он поддержал моё решение пойти работать («Ты не для того окончила университет, чтобы всю жизнь просидеть дома!»). Он всячески поощрял мою идею создать школьный театр. (На последний День свадьбы я получила от него в подарок дымовую машину (!) для моего театра, потому что он знал, что этим доставит мне бо́льшую радость, чем флаконом самых изысканных духов). Одним словом, все эти годы мы действительно были вместе «в горе и в радости». И с нами был наш Имике… И Балинт, конечно!

«Маленький братик» вырос

«Об одном не забывай: у тебя есть ещё один сын. Знай, что ему тоже нужна твоя любовь. Он должен чувствовать, что он тоже очень важен для тебя. Никогда не говори ему, что позже, когда тебя не будет рядом, ему надо будет заботиться о брате. Он это и так знает. И сможет нести дальше полученную от тебя любовь. Но это будет позже. А сейчас поощряй его, ободряй, поддерживай, позволь стать свободным, независимым человеком. Не позволяй, чтобы он уже сейчас чувствовал груз ответственности, которая когда-нибудь ляжет на его плечи. Он всё знает и понимает, но он ещё ребёнок и хотел бы немножко забыть о своей ответственности за брата…»

Эти слова обращены ко мне, и написала их директор Имикиной школы Эржебет Броззороттоне в письме личного характера. Она лишь повторила то, что сказала нам уже при нашей первой встрече, когда мы подавали заявление о приёме Ими в «Саразнад». Балинту тогда было 15 лет. Я была вынуждена признать, что за 15 лет мы не раз говорили Балинту то, от чего, к сожалению, слишком поздно, предостерегал нас опытный педагог. В семейных разговорах мы часто затрагивали тему будущего Имике. Конечно, не в прямой форме («Балинт! Ты унаследуешь от нас опеку над Имике!»), но суть сказанного нами была однозначно такова. После наставления директрисы мы старались в разговорах с Балинтом даже не упоминать эту тему. Хотя знали, что уже поздно. Балинт давным-давно понял и принял свои обязанности по отношению к брату. Меня это мучило. Неужели я действительно переложила часть своей родительской ноши на хрупкие плечи младшего сына и этим отравила его детские годы?!