Мой механический роман

— Папа нашел мне работу до осени. Или, может быть, дольше. Люк постукивает по рулю под какой-то трек Push T, который ему нравится. (Я не понимаю истоков рэп-противостояния, но оно кажется мне немного поэтичным? Для меня все это очень отдаленно напоминает шекспировские кровавые войны, предательство и все такое… что совершенно не имеет значения.)

— Подожди, — говорю я, хмурясь. — Ты его видел? Папу?

Люк ерзает на водительском сиденье.

— Ага. — Он прочищает горло.

— Итак, тебе еще нет восемнадцати, — медленно говорит Люк, — а мне двадцать один.

— Да, и…?

— И… — Ему явно очень некомфортно. Не то чтобы мне нравилось, как все происходит, но мне бы хотелось, чтобы он поторопился. — Так что смотри, у папы достаточно места, и если я собираюсь на него работать…

— Ты будешь работать на него? — Я прерываю, потому что хочу уточнить именно это.

— …если я собираюсь работать на него, — повторяет Люк, — это просто проще.

— Но, мама, — начинаю я возражать, а затем замолкаю.

Внезапно я больше не голодна.

— Я знаю. — Люк смотрит через приборную панель, созерцая красный свет перед нами. — Но, честно говоря, Ибб — он единственный, кто меня так называет, «Ибб» как «Ибб-эль», его детское имя для меня, которое неприятно слышать прямо сейчас, когда он, возможно — почти наверняка, оставит меня — Мама хочет, чтобы я был тем, кем я не являюсь.

Я морщусь.

— Ты имеешь в виду, больше похож на Гейба.

— Ага. Ну да, в принципе. — Он подносит руку ко рту, и я снова думаю о том, как сильно он похож на нашего отца.

Я не похожа ни на одного из наших родителей.

— Так ты уезжаешь? Я смотрю на свои руки. Это не значит, что мы с Люком тусуемся или говорим больше нескольких слов за раз, но мысль о том, чтобы вернуться домой, где он не играет в видеоигры или не работает над своей машиной в гараже нашего комплекса, внезапно ударила меня так сильно, что я не могу дышать. Что мне теперь делать, когда мне нужно писать сочинения для колледжа, а мамы нет дома? Все было по-другому, когда Люк уехал учиться в колледж. Тогда я почувствовала облегчение, возможно, потому, что знала, что он вернется. Но теперь я не так уверена.

— Мне нужно поговорить об этом с мамой. Но я так думаю, что да. — Он поворачивается, чтобы посмотреть на меня. — Ты в порядке?

— В порядке ли я, Люк? Нет, я не в порядке. — Я понятия не имела, что когда-нибудь смогу чувствовать себя такой одинокой только потому, что мой надоедливый старший брат уезжает из квартиры, в которой он вообще не должен был жить. — Я имею в виду, конечно, я ненавижу то, что больше никогда не увижу папу, и теперь…

Я выдыхаю, не зная, что сказать сейчас, когда я вынуждена думать об одной вещи, на которой я стараюсь не зацикливаться, а именно о том факте, что мой отец и моя мама теперь два отдельных существа. Развод был грубым и беспорядочным, он заставил моего отца кричать, а маму плакать, из-за чего они оба показались мне чужими.

— Ты знаешь, что сделал папа, — говорю я. Никто не выйдет и не скажет этого, но я знаю, что в расставании виноват мой отец, и это тяжело. Действительно, очень трудно признать кого-то злодеем в чужой жизни, когда ты почти уверен, что любишь их обоих.

Рот Люка сжимается.

— Я знаю.

— И тебя это устраивает?

— Конечно, нет. Но в сложившихся обстоятельствах…

— Что в сложившихся обстоятельствах? — Я требую, потому что, насколько я знаю, мама не сменила пластинку, и папа уж точно не изменился. ОН испортил дело.

— Я имею в виду… — Люк неловко ерзает, крепко сжимая руль одной рукой. — Мы должны злиться на него вечно? Типа… папу отменили, конец?

Эта мысль бьет меня.

— Нет, но… — я сглатываю, не в силах закончить предложение.

— Разве имеет значение, не будем ли мы с ним разговаривать шесть месяцев или шесть лет? — спрашивает меня Люк. — В какой-то момент нам придется преодолеть это и двигаться дальше.

— Но, мама, — напоминаю я ему, запинаясь.

Люк морщится мне.

— Но, папа, — говорит он.

Никто из нас не знает, что сказать.

Мой отец разбил сердце моей мамы, и, хотя я знаю ему следовало бы бороться сильнее, чтобы удержать нас от переезда, я хочу увидеть его больше, чем кого-либо еще на земле. Это странная ситуация, когда преданность моей маме не позволяет мне взять трубку телефона, но потом преданность отцу прожигает дыру в моей груди. Я та, кто я есть, благодаря ему. Куда мне девать все то, что я раньше считала своим, теперь, когда его нет?

Гейбу было легко оставить отца. Люку, приятелю папы, было также легко переехать вместе с нами, когда это сделала мама, потому что мы все были в одной команде — по крайней мере, я так думала, хотя у Люка явно есть некоторые давние сомнения.

— Ты можешь прийти в любое время, — предлагает Люк, когда меняется свет. Да правильно. Конечно.