Мой Милош

Не были мы ни достойны ни слишком самоуверенны
чтобы браться за темы превосходившие нас
Он должно быть об этом знал раз побуждал к простоте
предупреждал и даже с насмешкой не прыгать выше головы
и не заглядывать божеству за шиворот
Но предупреждал впустую
ибо гордыней были сами занятия искусством

Сколько сумел он сказать о себе дурного

не наболтал ни один из его малолетних гонителей
О вере говорил он смело
ощущал себя манихейцем, но остался при правой вере
хоть его не оставляли сомнения
Правда – как сам он заметил – ум его был коварным
Дано ему было больше других и он это знал

Бывало за это его ненавидели

бывало смотрели попросту косо – порицая
Недоучки поучали его
Кое-кто пытался с убежденьем или без
передвинуть его в конец списка
Как других так и его не миновала неправедность

Быть обожаемым или отвергнутым

этот путь он сам выбрал
Никогда посередине
Бывало он сравнивал себя с Иовом
но глядевшие со стороны
видели только что ему везет
словно подписал соглашение с чёртом
ибо слава его объяла два континента
и он занял высокое место в поэтической башне

А он отлично знал

что самого главного не знает
и знать не может
Он хотел показать реальное и показал
Но над этой реальностью возносилось всегда
неотгадываемое пространство
как воздвигнутая над геенной долина счастья

Прежде чем настал назначенный срок

ему открылось чем будут старость и угасание
Город неохотно и медля
отдавал свои крепости и корабли

Болезнь Чеслава Милоша уже целые месяцы наполняла нас тревогой. Но его борьба со временем, союзником в которой служила ему великолепная память, заставляла нас приписывать Милошу некую нескончаемую длительность. Лишь последние вести о слабеющей жизненной силе поэта позволили нам осознать, что постепенно с ним надо прощаться.

Стихотворение «Медитация» было написано до 14 августа и представляет собой своего рода запись интенсивных мыслей о нем, все еще с надеждой на личную встречу. – Ю.Г.

2004

Адам Михник Декан, мы бережем наказ твой Речь на похоронах Чеслава Милоша

Последний раз встречаются с Чеславом Милошем его друзья. Вся его жизнь была борением с проклятьями ХХ века.

Ты обладал, Чеслав, необычайным ощущением гладкой стены Востока и польских стен Темнограда[74]. Ты был чутким и бдительным регистратором наших общих страхов – но не останавливался на этом. Ты дарил нам достоинство, истину и красоту. Охранял от отчаяния. Когда нас заливала лавина лжи, грязи и мерзости, мы повторяли за тобой:

Лавина катит по каменьям,
Но и они ей бег изменят.[75]

Мы внимательнейшим образом слушали твои признания из памятного стихотворения «Джонатану Свифту», где ты писал:

Ход жизни преломился с болью
На звенья разного металла,
И сердце напиталось солью,
Но пустоты не испытало.

С людьми делясь посильной лептой

И бешенством живых хотений,
Я взгляд сберег от черной ленты
Непостижимых ослеплений.[76]

Многие из нас – и в этом надо честно признаться над твоей могилой – не сберегли взгляда от ленты непостижимых ослеплений. И многие из нас – благодаря тебе – эту ленту с глаз сорвали. И мы смиренно повторяли за тобой просьбу, обращенную к Свифту [цитата приводится в дословном переводе]: