Мой милый повеса

Этим вечером Харт вернулся домой в пристойное время. Несмотря на то что в клубе он принял несколько внушительных порций алкоголя, к концу вечера все равно оставался ужасающе трезв. В не вполне приемлемых выражениях Харт заявил друзьям, что больше не намерен обсуждать ни свою молодую жену, ни вообще брак, однако это их не остановило и они продолжали глумиться весь вечер. Потом, поняв, что он разозлился не на шутку, предложили ему отправиться домой и заняться наконец тем, чего от него ждет красавица-жена. И пусть он был совершенно не готов уступить, тем не менее приказал кучеру везти его прямиком в Белгрейвию.

Едва переступив порог спальни, Харт отпустил камердинера и принялся стаскивать с себя одежду. Разве он был не прав? Нет, видит бог, он прав; Мэг участвовала в заговоре против него. Сара призналась в этом, – а значит, была ничем не лучше Аннабел. Вот дьявол! Ведь он сам мог натолкнуть Мэг на эту идею.

В то же время она настаивала на том, что даже не пыталась завлечь его в ловушку, а он отказался ее выслушать. Харт понимал, что поступил глупо, но разве она этого не заслужила. О черт! Теперь все это уже не имело смысла: Мэг больше не придет, ведь он уже дважды отказал ей!

Ну а вдруг?.. Сможет ли он отказать ей еще раз? Захочет ли? Харт не знал ответа. Если Мэг не придет, он что, отправится к ней сам, чтобы потребовать выполнения супружеских обязанностей? Нет! Проклятие! Что, если его друзья были правы?

Но мог ведь быть прав и его отец. Старик рассказывал, как добилась предложения руки и сердца его мать. Отец был влюблен в нее безумно и безнадежно, а вот она ему всю жизнь изменяла. Харт вспомнил, как отец говорил ему: «Никогда не отдавай женщине сердце – сожмет и раздавит в ладони».

Разве Харт не видел, как отец преподносил матери драгоценности, покупал наряды и дорогие экипажи и как все это либо отвергалось, либо воспринималось как нечто несущественное. По вечерам отец оставался дома, в то время как мать развлекалась со своими друзьями. Такие подробности прошли мимо Сары, но Харт знал все.

Много ночей он просидел с отцом у него в кабинете, поэтому знал, что мать никогда не возвращалась с бала, который посещала, домой. Годами он выслушивал, как отец изливает ему свою душу, и наблюдал, как пытается найти утешение на дне бутылки. В конце концов отцу это надоело, и он тоже пустился во все тяжкие.

Родители держались друг с другом как чужие люди. Харт не хотел так жить, не хотел, как отец, страдать, поэтому ни за что не позволит разбить себе сердце.

Харт так глубоко задумался, что едва расслышал осторожный стук в дверь. Мэг не открывала дверь до тех пор, пока не получила от него разрешения войти.

Он, как и прошлой ночью, стоял возле кровати в одних бриджах, а Мэг пришла в полупрозрачном голубом пеньюаре, под которым… ничего не было. В горле пересохло так, что Харт с трудом сглотнул.

– Сегодня вы вернулись пораньше, – проговорила она так мягко, что голос струился как шелк.

– Да, – промычал он тупо.

– Смею ли я надеяться, что вам захотелось домой, ко мне?

Харт хотел было сказать «нет», попытался выдавить хоть слово и не смог: мешал спазм в горле, – а еще он не мог отвести глаз от великолепного тела в отблесках пламени камина.

Мэг тем временем распустила пояс пеньюара и повела плечами, позволив ему сползти на пол. Она стояла перед ним обнаженная и прекрасная как богиня. Глаза у него загорелись, и он со свистом втянул воздух. Чего-чего, но такого Харт не ожидал. Его тело отреагировало моментально: налилось силой, стало твердым как сталь. Он пытался отвернуться, но не смог.

– О черт! Мэг, что это вы делаете?

– Неужели непонятно? Пытаюсь соблазнить вас.

– Зачем? – Харт задыхался.

Мэг набрала полные легкие воздуха и выпалила:

– Затем! В последний раз я предлагаю вам себя. Если опять откажете, уйду и не вернусь: умолять не стану, – так что решайте!

Харт стоял и боролся с собой, но очень скоро понял, что проиграл эту борьбу.

– Вам не придется меня умолять.

Всего два широких шага, и вот она в его объятиях. Голый по пояс, он обхватил ее руками, притянул к себе, так что нежные упругие округлости прижались к мускулистой груди. Поднявшись на цыпочки, Мэг обвила его шею и подставила губы для поцелуя. Он провел по ним кончиком языка раз, другой, а когда они открылись, проник внутрь. Поцелуй был долгий и нежный.

– О господи! Мэг, я… – пробормотал Харт, на мгновение оторвавшись от ее губ.

– Нет! – ответила она шепотом. – Не надо слов. Только это.

Подхватив ее на руки, Харт быстро прошел к ней в спальню и опустил на постель.

– Ты такая красивая! – с восторгом воскликнул Харт, одновременно освобождаясь от бриджей.

Да, он готов заниматься с ней любовью, но сердце его она не получит. Ему нужен наследник, да и просто глупость – отказываться от такого роскошного тела. И любовь здесь ни при чем – просто влечение. Пусть себе занимается домом, детьми, а по ночам ублажает его. Да, так и будет.

Оставшись полностью обнаженным, Харт склонился над кроватью. Мэг медленно прошлась по нему взглядом и напряженно прошептала:

– Ты великолепен… само совершенство.