Лишь малую толику, иначе был риск навредить девушке. Потому рядом с любовницей приходилось постоянно себя контролировать, сдерживаться, опасаясь причинить ей боль.
И тем не менее близость с фавориткой и ей подобными дарила облегчение. Ненадолго укрощала магию, яростно жегшую изнутри, ядом растекавшуюся по венам и порой так коварно игравшую с сознанием.
Близость была необходима, но не доставляла того удовольствия, которое якобы могла подарить только ари. То самое воспетое трубадурами упоительное чувство единения, что возникает между тальденом и алианой. Вот только такие, как он, не способны чувствовать и не умеют любить.
Скальде задумчиво усмехнулся. Предания – ложь. Брачную ночь с его первой ари едва ли можно было назвать упоительной. Скорее, самой обычной.
Мавена откликалась на его силу, но была ему безразлична. Ни одна из алиан, участвовавших в том отборе, не смогла пробудить чувства. Их лица, имена – забылись, стерлись, исчезли навсегда под завесой прошлого.
Тяжело откинувшись на спинку кресла, Скальде прикрыл глаза. Пламя свечей неровными бликами касалось его усталого, с заострившимися чертами лица; золотыми кляксами ложилось на листы, затемненные размашистыми, поставленными твердой рукой росчерками.
С головой уходя в работу, он забывал, пусть и ненадолго, о безумии, что следовало по пятам. Зловещим шепотом проникало в разум, воплощалось в неясные образы, неотступно кравшиеся за ним. Тальден чувствовал, как с каждым днем магия в нем все крепнет. Захлестывает, переполняет. Душит своей мощью.
Особенно теперь, когда Далива перестала быть для него спасением. Пусть и временным, но все-таки избавлением. Наверное, эту ночь ему следовало провести с ней, отправиться к любовнице сразу же по возвращении с очередной прогулки.
И прошлую ночь, и все ночи до нее графиня должна была находиться в его постели. Чтобы отсрочить момент, когда он окончательно утратит над собой контроль и превратится в безумца. Момент, о котором грезил Игрэйт.
Но вместо того чтобы приглашать любовницу, тальден запирался в кабинете, до самого рассвета просматривая бессчетные жалобы и прошения, вникая и пытаясь разрешить бесконечные тяжбы.
Делал все, чтобы не думать о девочке с ясными голубыми глазами, оказавшейся опасней любой, самой сильной родовой магии. Фьярра тоже умела сводить с ума. Из невесты, от которой вскорости надеялся избавиться, незаметно превратилась в ту, что должна быть рядом всегда.
Набросив на плечи плащ, тальден уже собирался покинуть кабинет, когда неожиданный шорох заставил его замереть на месте. Размытая тень, сорвавшись откуда-то сверху, поползла по стене, соскользнула на пол, стремительно разрастаясь, разбрасывая по сторонам когтистые кривые лапы. Закрывая собой мебель и даже блеклые белесые точки – заглядывавшие в окна звезды.
Скальде зажмурился, с силой сжав кулаки, так, что хрустнули костяшки пальцев, а потом резко открыл глаза. Просторная комната стала прежней – выдержанная в приглушенных бордовых тонах, освещаемая пламенем каминов. Тени не было, и никакой голос не нашептывал о том, что пора выпустить из клетки слабого человеческого тела зверя, с рождения живущего в нем. Дать волю древней родовой силе.
Тальден заспешил по коридору. К девушке, что ждала его. К приятной в общении красавице – одной из любимиц эссель Тьюлин. К той, которой старейшины не уставали петь дифирамбы. У Гленды у первой зажглось на ладони солнце – благословение покойных ари.
Скальде вдруг поймал себя на мысли, что единственный знак, что-то для него значивший, появления которого он ждал и подсознательно боялся не увидеть, – солнце, засверкавшее на руке Фьярры.
Она осталась в замке, она была рядом. Хоть его к ней и не подпускали. Эссель Тьюлин делала все возможное и невозможное, чтобы соблюсти приличия. Сторожевым псом дневала и ночевала возле покоев невесты. Пускала только лекаря, да и то лично сопровождая Хордиса к девушке.
А ему, наследнику, вообще запретила появляться у алианы. В вопросах следования традициям эссель Тьюлин была непреклонна.
К удивлению тальдена, последней не оказалось в просторной галерее, что вела в покои юной княжны. Вместо себя распорядительница отбора оставила дежурить служанку, которая при виде наследника побледнела и промямлила что-то насчет того, что его великолепию не следует здесь находиться.
Не обратив внимания на лепет «храброй стражницы», Скальде направился по сумеречной галерее, гадая, почему, вместо того чтобы спуститься к наверняка уже заждавшейся Гленде, он тащится к Фьярре.
Зачем? Чтобы справиться о ее самочувствии? Так об этом ему ежедневно докладывают лекарь и прислуга. Расспросить девушку о том, кому из покойных ари и чем она не угодила, раз ей подбросили ядовитого кьерда? Но все сказанное умершими должно оставаться между ними и алианой. Он не имел права допрашивать Фьярру.
Увидеть ее? Но последнего ему уже давно стало мало. Мало просто смотреть на нее, мельком ли пробегая по такой манящей фигурке взглядом, или прямо, не в силах отвести от нее глаз. Тем самым еще больше дразня себя и распаляя.