Мой номер — первый

Незадолго до перерыва мы преодолели робость и стали атаковать чаще. В ходе одной из таких атак защита советской сборной недозволенным приемом помешала Поллаку «замкнуть» комбинацию. Нарушение зафиксировано было на достаточном удалении от ворот — метрах в тридцати. Но футболист с хорошо поставленным ударом и с этой дистанции сумеет не только доставить трудности голкиперу, а иногда даже поразить цель. Противник выстраивал «стенку». Я бы на таком расстоянии ее не поставил и не стал бы советовать делать это никакому вратарю. Конечно, «стенка» по-своему подстраховывает стража ворот, дает ему алиби, если мяч влетит в ту половину ворот, которую обязана была прикрыть она. Но с моей точки зрения, недостатки ее весомее преимуществ: занявшие место в редуте уже не могут сторожить соперника, если последует розыгрыш мяча (а с такого расстояния розыгрыш куда вероятнее, чем прямой удар по воротам). Да и в случае прямого удара «стенка» может сыграть отрицательную роль. Главный недостаток ее в том, что она загораживает голкиперу и разбег, и замах бьющего.

Советские футболисты «стенку» все же построили. Вероятно, решили подстраховаться. Возможно, вратарь не очень полагался на себя или ему не совсем доверяла команда. Вратарь имеет право сам выстроить «стенку» или, наоборот, сказать, что она не требуется. Но этот вопрос — не только в его компетенции. Здесь могут сказать веское слово и тренеры, которые заранее определяют целесообразность «стенки» в зависимости от расстояния или от угла пробивания штрафного. К удару между тем готовился Йожа Модер. Когда он устанавливал мяч, я знал: разыгрывать не станет. Попробует использовать свое эффективное оружие — мощный удар. Говорю так со знанием дела, поскольку не однажды играл против него, да и тренировались вместе, когда он проходил службу в «Дукле». Прежде чем Йожа пробил, я успел убедиться, что ситуация, создавшаяся в результате построения «стенки» советской командой, ему на руку. Модер вложил в удар изрядную силу. Мяч перелетел «стенку» и исчез за спинами оборонявшихся. Мгновение спустя я увидел Йожу, взметнувшего руки над головой и устремившегося к центру поля. Он громко произнес слова, которые в таких случаях выкрикивают и мальчишки на любом пустыре, и... маститые комментаторы в теле- и радиорепортажах даже «олимпийского уровня»:

— Г-о-о-о—л! Г-о-о-о-о-л!

Его радости не было границ. Равно как и нашей. Мы просмотрели потом удар Модера в видеозаписи. Он сумел так закрутить мяч, что тот, пролетев за «стенку», отклонился влево (а на таком большом расстоянии отклонение может оказаться значительным — до двух метров) и вонзился в ворота в идеальной точке там, где штанга и перекладина образуют две стороны прямоугольника. Мы называем эту точку «углом» или «девяткой». Этот сектор — один из самых трудных для вратарей, потому что находится и на большом удалении и на приличной высоте. Рудаков попытался парировать удар, но находился слишком далеко от мяча — в другой половине ворот. Судя по его движениям, он увидел мяч только над «стенкой», то есть в момент, когда мяч уже пролетел почти половину дистанции. Очевидно, «стенка» закрыла голкиперу «видимость» и он упустил мгновение, когда нога Модера вошла в контакт с мячом.

Мне бы, собственно, следовало, с точки зрения вратарской солидарности, Рудакову посочувствовать. Он настроился на игру, хотел показать все, на что был способен. Перед матчем мы обменялись с ним несколькими фразами. Он отнесся ко мне тепло, по-товарищески. Даже спросил, запасся ли я (с учетом погоды и состояния газона) подходящими перчатками. Оказалось, что я выбрал такие же перчатки, какие были и на нем. Они ему особенно не пригодились, вплоть до той злосчастной минуты. С позиций прошедшего через это могу сказать: ему действительно не повезло. Как вратарь я видел, к каким печальным последствиям может иногда привести решение о возведении «стенки». Но в этот момент радовался и восхищался, сколь мастерски использовал Модер оплошность противника. Да, у нас, вратарей, есть чувство локтя, но в матче-то мы — все же соперники.

В перерыве в нашей раздевалке царило веселое оживление. По сумме мячей мы уже вели «плюс три». У. соперника, чтобы сравняться с нами, «в запасе» лишь сорок пять минут игры. Мне представлялось, что и сами советские футболисты уже не верят в возможность сквитать результат. Не знаю, что должно было случиться, чтобы мы в оставшееся время пропустили три гола. Но я гнал от себя такие мысли. Не хотел говорить «гоп!», не перепрыгнув. И тренеры охлаждали не в меру ликовавших, старались сконцентрировать наше внимание на концовке игры и не предаваться досрочно мечтам о выходе в следующий этап чемпионата, как бы близко от осуществления эти мечты ни были. Поединок длится девяносто минут, и ни секунды меньше! Сколько раз я слышал эти слова! В них заключена большая истина, хотя каждый раз обстоятельства и складываются, не повторяясь. Эти же слова произносили и тогда, когда предстояло наверстывать упущенное или догонять противника...