Вновь повторю: я, возможно, ошибаюсь, но мне показалось, что под самый занавес матча судья назначил в наши ворота штрафной в ходе одного из жестких единоборств, хотя до этого на подобные эпизоды не обращал внимания. А когда мы этот штрафной отбили, назначил у наших ворот угловой, хотя последним мяча коснулся не наш игрок.
Мы знали, что нас от титула чемпионов Европы отделяло совсем немного. В моей штрафной скопились все игроки обеих команд, за исключением голкипера Майера. И все же, невзирая на столпотворение, на мяч, посланный верхом в самое пекло, выскочили только двое: Хёльценбайн и я. Я был ближе к мячу и шел к нему грудью. Когда уже оттолкнулся, туда же прыгнул и Хёльценбайн. Он летел на меня спиной и в воздухе толкнул меня. Несильно, но достаточно для того, чтобы оттеснить меня от мяча. Но и соперник не смог обработать мяч. Произошло, однако, то, что в такие минуты хотя и с малой вероятностью, но все же случается: мяч задел его затылок и... влетел в ворота!
Я лежал, переводя дух после толчка Хёльценбайна в живот. Весьма вероятно, что судья в сутолоке у ворот этого нарушения не видел. Но сами подумайте: неужели в ту минуту и при таком счете он стал бы фиксировать нападение на вратаря, а гол не засчитал? Я знал, что он этого не сделает. Сразу вслед за розыгрышем мяча в центре поля свисток арбитра возвестил, что время игры истекло. От титула чемпионов Европы нас действительно отделяли секунды!
В считанные мгновения я перебрал в уме с десяток способов, какими можно было бы отбить мяч, поданный с угла: наши могли опередить Хёльценбайна в прыжке; я мог прыгнуть чуточку позднее и таранить его; кто-то мог прыгнуть и одновременно с ним и не позволить меня атаковать... В том матче мы стандартно справились не с одним угловым ударом. И вот стряслось же такое! Но переиграть ситуацию в футболе невозможно. После драки кулаками не машут. И надо же было попасть в такую переделку именно в матче, жизненно важном для меня, к тому же на последних секундах!.. Все шло как по маслу — и вот, пожалуйста!..
Теперь я описываю случившееся, но в тот момент на меня обрушилась лавина смешанных чувств. Тотчас прогнал нахлынувшие мысли; игра не кончилась. Видел, что теперь радостью охвачены соперники. Поднялся. Весь хаос переживаний слился в сознание того, что нас ждет хорошенькая нервотрепка!
Это первенство Европы, вероятно, войдет в историю как одно из самых драматичных и напряженных: ни один из его матчей не закончился в узаконенное игровое время. Во всех развязка наступала в дополнительных таймах...
В перерыве я сидел на скамейке запасных, постаравшись, по возможности, отключиться от происходившего. У тренеров не было нужды делать мне замечания, а я, чтобы не размагнититься, предпочитал не вступать ни в какие разговоры. Томительное ожидание вызывало нервное напряжение. Предпочел бы стоять в воротах.
Но дополнительное время еще только предстояло. Игра складывалась в целом так, как я и ожидал. Соперников заботила главным образом оборона своих ворот. Отказавшись от тактики силового давления, они пытались теперь контратаковать с участием двоих и ждали нашей ошибки. Но и мы играли предельно внимательно. Никто не допускал ни единого промаха. Появление на поле нашего «секретного оружия» — Франты Веселы — не стало на этот раз поворотным моментом. Впрочем, для теперешнего соперника Франта таким уж «секретным оружием» не был — футболисты ФРГ наверняка видели, сколько хлопот задал он голландцам, и поэтому следили за ним в оба.
Чувствовалось: дело кончится пенальти. К тому оно и подошло. На трибунах и, конечно же, у телеэкранов закипели страсти. Применительно к болельщикам, это было не просто доведенное до крайности волнение — это было буквально предынфарктное состояние. Волновались и мы, правда, несколько иначе. За время краткой паузы необходимо было определить пенальтистов. И... их «последователей» — на случай, если пятью пенальти исход встречи не решится. Затем по жребию определят ворота, в которых мы будем стоять по очереди с Майером.