Мой номер — первый

Потом настал и наш черед (точнее — черед Петраша). Уже на 8-й минуте Лацо показал, что легко ориентируется в штрафной соперника и действует смело, раскованно. В этом эпизоде он сместился к боковой и пошел на ворота. Для защиты сборной Бразилии прозвучал сигнал тревоги. Даже повод для паники. За нашим форвардом «увязались» по меньшей мере трое, но Петраш пробил в нужный момент. И хотя наносил удар под неудобным углом, мяч прошел впритирку с воротами Феликса. Кончилось тем, что Лацо упал на колени и схватился за голову: при условии частички спортивного счастья мог быть эффектный гол. Награда за огорчение пришла через четыре минуты. Петраш принял прекрасный пас на острие атаки, не доходя метров десяти до штрафной. Описав большую петлю, обошел опытного стоппера Брита, явно не ожидавшего такой «дерзости», и выскочил навстречу мячу, чтобы опередить выбегавшего Феликса. Оказался у мяча чуть раньше и, не раздумывая, с ходу пробил. Мяч влетел в верхнюю «девятку»! Лацо остался лежать с поднятыми руками. Все наши бросились к нему, поздравляя и друг друга. Только я не мог подбежать к остальным. Но и меня охватила не меньшая радость: выплескивая ее, я прыгал в своей штрафной, и мне вовсе не мешало то, что с лица катился пот, как на пляже.

Гол не смутил бразильцев. Они продолжали карусель, перемежая короткие передачи длинными, делая неожиданные выпады и финты. Они шли в контратаку, и у наших ворот сгущались тучи. Трудно было сказать, кого из нападающих выведут на завершающие удары, кто будет автором концовок. Маневренную игру вблизи ворот вели прежде всего Пеле и Тостао. В центр с правого края одним духом врывался Жаир. От средней линии успевали выйти на правый фланг Ривелино и Гереон, а часто и Клодоальдо (каждый из них — опытный снайпер). Наша защита сдерживала натиск, напрягая все силы. На 21-й минуте мне показалось, что бразильцы маневрируют перед нашей штрафной не только в поисках бреши в обороне соперников, но и в надежде спровоцировать штрафной. И действительно, стоило Мигасу вступить в единоборство с Пеле, как король футбола оказался на земле. Где-то здесь нарушение, конечно, было, но Пеле явно сгустил краски. А чтобы никто не сомневался, что он — пострадавший, вставать не торопился.

Мяч для исполнения штрафного устанавливал Пеле. С другой стороны к удару готовился Ривелино. Пробить могли оба, а занимали они противоположные позиции, разбежавшись с которых можно было направить мяч как в один угол ворот, так и в другой. Но это еще полбеды — такой способ мне в принципе знаком. Нельзя было угадать, конечно, кто из них пробьет — Ривелино или Пеле (оба знали свое дело как нельзя лучше и забивали со штрафных уже на этом первенстве). Но если перед воротами надежная «стенка» (а я ее построил), голкиперу достаточно внимательно смотреть, кто из двоих разбегается, чтобы отвлечь внимание, а кто — действительно для удара. И реагировать следует на второго, а не на того, кто лишь имитирует удар.

Здесь, однако, как выяснилось вскоре, заключалась хитрость: готовившаяся комбинация не была для меня сюрпризом, однако сработала одна из новинок, которую южноамериканцы заготовили к чемпионату. На мне ее опробовали. Их последующие соперники уже имели возможность внимательно изучить хитрость и придумать, как отвести угрозу. Не просто, но можно на каждый хитрый ход подготовить противоядие. Это один из футбольных законов.

Только в ту минуту мы не знали, «о чем идет речь». Главное, на чем базируется и чем опасна бразильская ловушка, в том, что ставится задача помешать голкиперу видеть бьющего. Я собирался среагировать на «нужного», а не на подставного снайпера — либо на Пеле, либо на Ривелино. Разбегались они одновременно, но, когда приблизились к мячу, я... не увидел ни первого ни второго. В решающий момент передо мной замельтешили по крайней мере три или четыре других соперника — стоящих рядом с нашей «стенкой», в секторе между мною и мячом, то есть в направлении части ворот, закрытой не «стенкой», а мною. Едва начав движение, они увлекли и наших, державших их под прицелом на случай розыгрыша мяча. Позднее я убедился, что бразильцы пришли в движение не затем, чтобы открыться, а затем, чтобы закрыть мне видимость. Повернувшись ко мне спинами, они исполняли нечто вроде своей неповторимой самбы, неотрывно глядя на мяч и на бьющего, которого от меня закрывали. А наши, приставленные к ним, невольно помогали противнику. Я почувствовал: дело плохо. В момент, когда мне положено видеть исполняющего удар, передо мной висел живой, колыхавшийся занавес. Напрасно я пытался, прыгая с места на место, найти позицию, с которой смог бы увидеть мяч (пускай, за частоколом ног). В отчаянии крикнул: «Не вижу мяча!», но тут же увидел его... в сетке.