Читаем Мои останкинские сны и субъективные мысли полностью

Как же так? Даже президент страны Владимир Путин смотрит его репортажи, даже президент страны Владимир Путин обращается к нему по имени и отчеству, выделяя так в выдрессированной ватаге кремлёвских журналистов! Знает его! Уважает… А тут… Его – Владимира Петровича Кондратьева! «обозревателя НТВ»! - не пустили на процесс. «Иван Иванович» его завернул. Нет, просто отпихнул – выставил вперёд руку и окатил: «Эти и эти проходят. Стоп! Всё! Остальные ждут здесь. Сказал – нельзя и всё!»

Вот так. «Остальные».

Истерика случилась спустя несколько минут – как только «Иван Иванович» удалился. Вот…

Началось всё так.

- Эльхан! Почему нас не пустили внутрь? – набросился на меня «обозреватель НТВ».

В его голосе я расслышал угрозу. И мне стало любопытно:

- Не понял! То есть?

- Почему они нас не пустили?! – махнул рукой Кондартьев в сторону дверей Мещанского суда и стал заводиться: – Разве так с журналистами поступают?!

- Ну, да. Понятно! Так не поступают, - не теряя надежды, выпытываю у него. – И что?

- Какая-то «Столица» [5] прошла! Этих бездарей пропустили, а меня… то есть нас – нет!

- Не только журналистов не пускают, - поправляю его. – Но и обычных – не имеющих прямого отношения к процессу – граждан. Такой вот открытый процесс…

«Обозреватель НТВ» пока только возмущался. В закадровом тексте для эфира НТВ этот настрой можно было бы описать так: «Владимира Петровича едва не хватил Кондратий», а потом дать синхрон-лайф [6] («склеить», смонтировать) с его словами. На телеканале такой выбор выражений, такие тексты любят.

Но пока это был всего лишь настрой:

- Так над прессой издеваться! – продолжает коллега.

Я рассмеялся.

Нет, я готов полезть в любую драку – профессиональную. Но не надо меня обманывать лозунгами. Не отрицаю, состояние «любимчика президента Путина» не могло мне не понравиться. Но от того, что сжимающий в ярости кулачки «Владимир Петрович» демонстрировал передо мной неистовство старичка, взбесившегося из-за отнятого судна, мне было ни жарко, ни холодно. Так – перед коллегами – я сам тоже могу.

- Они ещё пожалеют! – шипит Кондратьев.

- Кто – они? – не унимаюсь и подзадориваю пожилого человека.

А тот делает вид, что не расслышал второго укола. Смотрит на меня осуждающе – почти оскорбленным взглядом – но не огрызается. И правильно делает. Мне же всё равно – могу открытым текстом в лицо сказать. Неполиткорректно.

И вот, когда я уже стал терять надежду, коллега подумал-подумал и явил решимость:

- Все! Сегодня про этого «Ивана Ивановича» репортаж сделаю. Про всё, что тут происходит, расскажем – про то, как журналистов не пускают на открытый процесс, про эти два пикета, про оцепление…

- Неужели и про альтернативный пикет и про оцепление? По-настоящему?

- Мы про всё это расскажем. Но особенно про «Ивана Ивановича». Ты мне поможешь?

- Репортаж для вечернего выпуска новостей?

- Да! Для прайм-тайма! На всю страну! Увидишь, Эльхан! Они ещё пожалеют! Он еще пожалеет!.. Но особенно про «Ивана Ивановича».

И я поверил.

Поверил.

В очередной раз…

Не знаю, почему «Владимир Петрович» так обиделся на «Ивана Ивановича». Может, его задело, что в нём не признали своего. Вроде бы это братство должно друг друга чуять по запаху, издалека опознавать по внешнему виду. По стилю одежды. По качеству одежды.

И всё же усердствую.

Продолжаю верить.

Да нет. Я очень обрадовался. В то утро. Наконец-то!

Ну, даже если через такую мелкую сошку, как «Иван Иванович»… И поставить их на место… У меня же такая хорошенькая подборка видео с этим рыжим вертухаем накопилась – таскал её с собой в портфеле каждый день на этот процесс. Надеялся. И мы ещё в тот день наснимали – как издалека, скрытно, ну, для такого видеоэффекта, так и крупным планом. Заставили его разволноваться – стал прятаться от камеры. Вначале, ничего не понимая, только отворачивался от объектива, а потом просто улепётывать и скрываться в здании суда. Бедный… Не мог выйти покурить наружу – несколько неудачных попыток…

Договорились с коллегами об интервью на эту тему…

Ну?

Ну, давайте, Владимир Петрович! Come on! Покажите класс! Мятеж! Восстание рабов-машин! Бунт против Системы! Волнение биомассы. Ну, хотя бы, возмущение! Или же – лёгкий писк. У Вас же есть репутация. Имя! Вас послушают! Лёгкий писк… Ну…

Нашу активность заметили.

Её трудно было не увидеть.

В перерыве ко мне пробирается один из знакомых приставов по имени Андрей. Сам подошёл – дескать, побеседовать за жизнь. Прежде стрельнув сигарету. А я сразу – в лоб. Не скрываю: «Ну, зря вы, приставы, не пропустили Кондратьева». И самоуверенно объявляю – с комичным апломбом: «Сегодня будем свободу слова защищать!»

Тот бросает только что закуренную сигаретку и бежит к «Ивану Ивановичу». Шепчется с ним. Я последовал за ним в здание суда и всё видел…

Ну!

Владимир Петрович!

Ваш выход!..

Перейти на страницу:

Похожие книги

Третий звонок
Третий звонок

В этой книге Михаил Козаков рассказывает о крутом повороте судьбы – своем переезде в Тель-Авив, о работе и жизни там, о возвращении в Россию…Израиль подарил незабываемый творческий опыт – играть на сцене и ставить спектакли на иврите. Там же актер преподавал в театральной студии Нисона Натива, создал «Русскую антрепризу Михаила Козакова» и, конечно, вел дневники.«Работа – это лекарство от всех бед. Я отдыхать не очень умею, не знаю, как это делается, но я сам выбрал себе такой путь». Когда он вернулся на родину, сбылись мечты сыграть шекспировских Шейлока и Лира, снять новые телефильмы, поставить театральные и музыкально-поэтические спектакли.Книга «Третий звонок» не подведение итогов: «После третьего звонка для меня начинается момент истины: я выхожу на сцену…»В 2011 году Михаила Козакова не стало. Но его размышления и воспоминания всегда будут жить на страницах автобиографической книги.

Карина Саркисьянц , Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Театр / Психология / Образование и наука / Документальное