Из Приштины в Москву добирались через Вену. Фефилов в магазине duty-free купил бутылку виски «Jack Daniels» – по его словам, «на всех». Но Антону стало плохо от запаха алкоголя, сказал, что даже смотреть на нас не может – противно ему! – и забился в хвост полупустого самолёта спать. Я тоже уже не мог пить и весь полёт наблюдал за тянущим – большими глотками – прямо из горла Вадимом, удивляясь его физической способности впитывать алкоголь в таком количестве. На мои вопросы и комментарии по этому поводу коллега только хохотал во всё горло и на весь салон судна. Ещё больше были поражены одетые в красную униформу стюардессы Austrian Airlines – они продолжали улыбаться и нам тоже, но в широко раскрытых глазах у них было выражение ужаса. Даже один из пилотов специально пришёл посмотреть – шёл якобы мимо, но около наших кресел резко с любопытством повернулся в сторону Фефилова, сидящего у иллюминатора.
До австрийской столицы обсуждали новость, которую услышали накануне, вначале не поверили, но сегодня утром уточнили: пока мы здесь снимали и напивались, Путин объявил преемником вице-премьера Дмитрия Медведева, решил за страну – кто станет будущим президентом России [14] . Вадим был очень возмущён – пил и возмущался.
- А давай останемся здесь в Вене, - предложил я, когда самолет начал снижаться.
- То есть? – вяло спросил Фефилов.
- Соберём пресс-конференцию, объявим голодовку. Мол, мы, журналисты из России, не хотим возвращаться на Родину: Путин – диктатор, в стране построил авторитарный режим, назначает сам себе преемника-президента, издевается над системой выборов… Ну и так далее – всё, что мы сейчас обсуждали. Тут же – в венском аэропорту: сядем на пол где-нибудь в углу, расставим вокруг наше телеоборудование, транспарант какой-нибудь напишем…
Вадим отрезвел сразу же. Застыл с почти опустошённой бутылкой в руках и задумался.
– Да, это стало бы новостью номер один в Европе. Все СМИ понабежали бы. Смешно придумал, - рассмеялся он.
- А я не шучу.
- То есть? – Вадим даже поставил бутылку на пол.
- Я не шучу! – твёрдо проговорил я.
Тут он посмотрел на меня так, словно увидел живого Адема Яшари. Ну, как до этого на Вадима смотрели стюардессы. Только не улыбался.
- Опасные вещи говорите, Эльхан! – выдал абсолютно трезвый Фефилов.
- Это было бы настоящим делом. Ну, Вадим? Мы вернём уважение к себе…
- Что?
- Ну, бл.ть, станем уважать себя. Мы сами. Понимаешь? Себя. Ну, Вадим? Да и ваш вопрос с финансовыми сразу снимается… А?
Он отвернулся и уставился в иллюминатор. Внизу жёлтыми и оранжевыми огнями кокетничала Вена.
- У меня в Москве остались близкие, родные.
- Ааа… Ну да, - задумался я. - Интересно, Антон согласится?
У меня в Москве тоже оставались близкие. Но это было уже слабостью – надо было тогда, в Тбилиси всё это делать. Этот свой протест.
Через несколько дней после воскресного эфира «Итоговой» в Останкино столкнулся с Митковой. Она издалека увидела меня заходящим в лифт и бросилась – почти побежала – чтобы успеть за мной.
- Эльхан, постой, постой.
Пропускаю её вперёд. Едем. Вдвоём – одни в лифте.
- Ой, Эльхан. Такой репортаж. Такой репортаж! Молодцы. Мо-лод-цы!
Я промолчал. Честное слово, не собирался вникать в эти митковские намёки и ужимки: кто эти
- Я в вас не ошиблась! - демонстрировала главный редактор радость и приветливость.
«Ну конечно. Ты наш Макиавелли в юбке».
- Вот видите, - ну, не мог я этого не сказать. – А Вы были против нашей поездки. Особенно – моего участия.
- Я? – поразилась Миткова. - Нееет. Кто это сказал?
Ничего не ответил, посмотрел ей в глаза – захлопала ресницами, взгляд не отвела. Однако, школа!
- Тяжело вам там было? – пугающе ласково спросила она, когда мы уже выходили на нашем, восьмом нтвшном, этаже.
- Очень. До сих пор голова болит.
Зато про интервью с Хашимом Тачи даже не заикнулась.
Это был мой предпоследний на НТВ разговор с Митковой.
1. Итоговый воскресный выпуск программы «Сегодня» с Кириллом Поздняковым.