Мои останкинские сны и субъективные мысли

- Политика у Сталина здесь тогда была неправильная. Раньше была пропаганда, нельзя было об этом говорить: в 39-ом большевики получили Западную Украину по договорённости с фашистами, и сразу начались преследования, аресты украинских активистов. Их, кстати, в 41-ом массово расстреливали перед отступлением. Так вот – те, кто мог – удирали на запад. А немцы их подбирали. Создавали всякие диверсионные группы и т.д. Использовали всё это очень грамотно!

- Но Вы ведь воевали за Красную Армию. Вас-то немцы не смогли использовать.

- Воевал! Как все! Поймите, вначале войны немец не представлялся абсолютным злом. Люди не понимали этого. Почему четыре миллиона советских солдат сдались в плен немцам до декабря 41 года, а?! Как же так?!.. И только после того как увидели, что немец уничтожает всех, тогда народ поднялся и пошли против них… Но за Сталина не воевали.

- Для Вас ветераны «Галичина» враги?

- Сейчас – нет!

Всех трёх ветеранов привозим на гору Жбир у села Ясенов, что почти у города Броды. Летом 44-го несколько тысяч бойцов дивизии «Галичина» закрепились на ней, отрезав Красной Армии дорогу на Львов (сейчас это международная автотрасса М-06 Киев-Чоп). Колоссальные потери были у обеих сторон.

Поднимаемся на неё. Верх горы когда-то был изрыт окопами, воронками. Но хотя следы той войны уже почти исчезли – покрылись высокой травой, кустарниками, деревьями, но эта высота до сих пор представляет ценность – бои здесь и сейчас продолжаются. На самой вершине разбросаны обломки – остатки взорванного 8-метрового памятника воинам дивизии «Галичина» [5] . Рядом – нетронутый крест, видимо, компромиссный для противоположных сторон.

Ветераны разошлись в разные стороны. Молча ходят, думают о чём-то, вспоминают. Мы тоже их не расспрашиваем.

Подошёл пан Малкош и, смешивая украинский с русским, стал взволнованно объяснять.

- Мы же не шли в Белоруссию, не шли в Польшу, в Россию. Мы защищали свою Родину. Свою Украину. Это разве трудно понять?

Подхожу к Степану Гелета. Он тоже переживает.

- Ходил здесь и представил себе, какая здесь была мясорубка.

Здесь, за гору Жбир он не воевал, но последний бой офицера 1-го Украинского фронта недалеко отсюда был не менее кровавым.

- Нас 11 раз поднимали в атаку. Почти все были уничтожены, погибли. Всё вокруг завалено трупами. Крики раненых в ушах. Нигде в кино я такого не видел, чтобы было столько трупов. А я был тогда молоденький – паренёк.

К нам подходят ветераны «Галичины». Все трое стали переговариваться.

- Вот вы сейчас мирно общаетесь. А ведь тогда, окажись вы друг против друга, поступили бы по-другому, - толи спрашиваю, толи утверждаю. Сам понимаю, что глупый вопрос, но мне надо, чтобы они ответили.

- Я был в форме красноармейца, они – в немецкой. Конечно бы, стрелял. Они тоже бы стреляли!

- Да, мы тоже бы стреляли! – удивляется вопросу пан Мулык.

Пан Малкош озвучивает главную претензию ветеранов «Галичины» к противникам – не раз уже это слышал, много читал об этом.

- В бою, когда их в плен брали, мы над ними не издевались. Старались помочь. А они нас в плену расстреливали, раненных жестоко добивали.

- К немцам лучше относились, чем к нам! – вдруг возмущается и режет пан Мулык. – Как же так?!

- Было такое? – спрашиваю.

Ветеран Красной Армии отворачивается:

- Да, да. Было. Было такое.

Потом между собой соглашаются – им троим делить нечего. Накрываем стол, разливаем водку. Самое интересное – тосты разные: «За павших!», «За здоровье!», даже «За Родину!», но ни разу не прозвучало – «За победу!»

- Нет, у меня лично к ним сложное отношение, - говорит бывший разведчик Аркадий Бляхер. – Отрицательное!

14 июня. Беларусь. Брест.

Вечером после съёмок сидим в ресторане в знаменитой крепости с тремя ветеранами Великой Отечественной войны. Сегодня мы устроили им праздник – повели их на выпускной вечер в одной из школ города. Это была реконструкция – выпускные в Беларуси в тот год прошли в первых числах месяца, а руководство на Первом «так рано» не согласилось на командировку. Нам помогли белорусские чиновники: снова собрали школьников, устроили концерт, бал. Особенно помогли Александр Жук из обладминистрации и сотрудник белорусского МИДа Михаил Снопко – поняли мою просьбу и помогли.

- Было очень красиво, - признавался потом Аркадий Моисеевич. - Тогда в 41-м немного не так было. Не было таких причёсок, такой красивой одежды. Мне перешили костюм моего брата: был такой фасон – «чарльстон» - короткие облегающие пиджаки и широкие брюки. Тогда последний крик моды для ребят.

На следующий день после выпускного вечера началась война, и он почти сразу попал на фронт. По сравнению с двумя другими ветеранами – Иваном Лялько и Борисом Карасёвым – Аркадию Бляхеру ещё повезло: для тех это вообще первый выпускной в жизни – в 41-м они не успели.

- Мы тогда танцевали танго, фокстрот, а ещё – румбу, - с горящими глазами он рассказывает им, словно хвастается как подросток перед друзьями. - А школьный вальс – обязательно! Мы его называли «огненный школьный вальс».