Мои останкинские сны и субъективные мысли

Последнее слово невозможно было расслышать – Корчагина произнесла его шёпотом.

- Откуда?

- Из Кремля, - тихо сказала она и заблестела глазками. – Очень важное задание!..

Люди, которые себя считают кремлёвскими идеологами, называют это красиво - «здоровой информационной политикой». Такая у них работа – давать указание как, в каком объёме, когда, а, главное, что необходимо показывать российскому телезрителю. Замечали, часто все телеканалы вдруг ватагой бросаются делать одни и те же темы: наркомания, насилие в семье, проблема вырубки российских лесов, приключения отечественных туристов в Турции и Египте, курение, педофилия. Все сразу, по всем телеканалам. Очень просто – теле-боссы получили очередные инструкции на еженедельных – обычно, по пятницам – собраниях в одном из кремлёвских кабинетов.

Вот и на этот раз также – поступило указание «максимально широко осветить и обсудить проблему алкоголизма в России». На одних телеканалах отбатрачили, сняв по документальному фильму, на НТВ подготовили тематические репортажи в программах «Сегодня», «Максимум» и в итоговой воскресной. А вот на Первом решили оригинально блеснуть в своём любимом формате – ток-шоу.

Кстати, иногда разрешают делать даже скользкие темы – про взятки, про мигалки, про привилегии чиновников, «про бедных и господ». Выпустить пар. В таких случаях, Рен-ТВ разрешён крикливо-резкий интеллигентствующий тон; ТВЦ подходят местечково-мещанские китчевые замашки; НТВ заслуживает банкетно-могильную шоу-стилистику; ну, а «России» полагается монументально-сдержанный спесивый пафос – мол, есть ещё люди в стране, которым за державу обидно. У всех своя, особая, роль. Вот у Первого чёткая роль есть, но окончательно-утверждённые манеры отсутствуют – Первый экспериментирует, у Первого винегрет, выдаваемый за постмодерн. Балаган-ТВ.

- Он сегодня каждый час названивал, - толи с трепетом, толи с гордостью произнесла Корчагина.

- Кто он? – забеспокоились мы.

Рот блондинки беззвучно задвигался. Не умею читать по губам, но разобрать было несложно: «Эрнст».

Коллеги переглянулись. А она продолжила.

- Мы и сами не в восторге от действий руководства. Мы же не ожидали… - но тут она запнулась, потом покраснела и стала озираться по сторонам. - Не могу всё говорить. Здесь даже у стен есть уши. Понимаете, ну?

Минуты две все дружно разглядывали стены, чистый потолок, пространство под мебелью, вздыхали и одобряюще качали головой. Я ничего не понимал, и, чтобы не рассмеяться, громко зацокал языком и зашевелил бровями.

Потом договорились, что тему про пьянство среди взрослых будут делать Лёша Федоренко, Эльдар Басилия и Даша Остроумова, а самое сложное – истории про детей, употребляющих алкоголь – Вика Саваровская, Инна Панкова и я.

- Только держите меня в курсе, а, - жалостно попросила Корчагина. - Завтра днём успеете мне что-то показать?

- Думаем, да.

- Вот мой телефон. Звоните в любое время суток.

- Даже ночью? – не мог не спросить я – безусловный рефлекс такой.

- Конечно! Можно и ночью! - кокетливо заулыбалась блондинка. - Можно просто Лена.

Но тут она вздохнула в голос и едва не расплакалась.

- Я же всю ночь буду здесь работать. Столько работы – надо же подобрать экспертов, их обзвонить. Утвердить ВИПов. Там, у Никоновой, у Эрнста…

Даже когда мы выходили, Корчагина продолжала причитать.

- Это же каторга! Что же делать-то, а?..

Поднялись к себе в редакцию, переговорили недолго и решили начать рано утром. А сейчас – по домам, время – начало первого.

А по коридору 12-го этажа продолжали бегать редкие редакторы. Видимо, дописывали вторую половину листа с концептом.

Впереди меня ждали самые увлекательные дни на Первом канале, кульминация впечатлений от работы в Останкино…

Тема-то важная для общества. Страна ведь спивается от безнадёги. Люди перестали верить в будущее. Когда вокруг социальное неравенство и массовая нищета, отсутствие перспектив, чиновники заели, остаётся от бессилия либо податься в секты, за рубеж – за синей птицей, в свингеры, в дауншифтинг (иногда, внутренний, нефизический), к скинхедам, к террористам, к «лесным братьям», либо бежать за бутылкой. И дети будут пить – они же видят мир взрослых, видят несправедливость, неравенство, жестокость, насилие, цинизм, двуличие. И пытаются выжить в этом мире, с его правилами, с его посредственностью – как могут. Замкнутый круг. Ещё они видят светящийся праздник – например, в «ящике» – чему-то радующихся активных людей, довольных людей; ещё они слышали про сказочно-богатую жизнь на Рублёвке, а ещё они, наивные, находятся в самой гуще бушующего мира потребления с его перевёрнутыми ценностями. Но к тому же они хотят быстрее стать взрослыми… А взрослые мечтают вернуться в детство, туда, где не было посредственности. Замкнутый круг. Бегство за праздником, которого не существует. Так устроен современный человек – ищет, хочет праздника – но выбирает болото.

- Нужен трэш! - влетая в комнату, прокричала мне Инна Панкова. – Говорят, чтобы делал ты.