Мой отец, его свинья и я

Тот день, когда отец исчез, был пасмурный. К тому же, поскольку было начало января, по утрам стояла темень, хоть глаз выколи. Моя школа располагалась на горе, рядом с монастырём. Дорога наверх, к зданию школы, была такая узкая и крутая, что я всегда боялась, как бы отец не столкнулся со встречной машиной или не задавил какую-нибудь монахиню. В то утро нам навстречу тоже ехала машина. Отец взял вправо и вклинился между двумя припаркованными автомобилями. Пока мы пропускали встречную машину, отец гонял меня по латинским словам. И как раз когда я склоняла «rusticus», с заднего сиденья вдруг послышалось:

— К «Офиру», пожалуйста.

— При чём здесь «Офир»? — спросил мой отец и оглянулся.

Я тоже посмотрела на заднее сиденье, где монахиня как раз пристёгивала ремень безопасности. Был слышен звон бутылок, которые отец уже несколько месяцев собирался выбросить в контейнер, и теперь они брякали в ногах у монахини. Чтобы разрядить ситуацию, я объяснила отцу, что такое «Офир». Это был магазин. Все здания в окрестностях монастыря носили библейские названия.

— А, понял, — сказал отец.

— Так мы едем? — спросила монахиня.

Отец выбрался из зазора между машинами и выехал на дорогу.

— Но вначале надо отвезти ребёнка в школу, — сказал он, — а то она опоздает!

Я не знаю, что на это ответила монахиня, потому что в тот самый момент отец включил авторадио, откуда сразу же громко полилось: «Мы продадим весёлый домик нашей бабушки», ведь в магнитофоне у отца, как всегда, стояла его любимая кассета. Когда мы подъехали к школе, я лишь чуть-чуть приоткрыла дверцу, чтобы громкое «Два мальчика целуются» не помешало молебну, который уже полным ходом шёл в маленькой капелле перед школой. Там уже вступил Шёнбергский хор мальчиков. Я со странным чувством проводила взглядом отцовскую машину с монахиней на заднем сиденье. Мне казалось, что я бросила отца на произвол судьбы.

Этот вид удаляющейся машины, сквозь заднее стекло которой чернел капюшон монахини, не отпускал меня всю следующую неделю. Отец не вернулся домой. В первый вечер мы говорили себе, что он наверняка встретил старых знакомых, с которыми сидит теперь в пивной. После полуночи я выдала историю с монахиней.

На следующее утро я поехала в школу на автобусе, и на гору мне пришлось подниматься пешком. Как всегда, мне навстречу попадались монахини, но я не обнаружила среди них вчерашней. В их лица я всматривалась в первый раз. Я обнаружила, что они не похожи друг на друга, а все предыдущие школьные годы мне казалось, что все они на одно лицо. Кроме того, мне вдруг почудилось, что у каждой на губах таится коварная улыбка. Несколько раз мне показалось, что монахини подстерегают машину, которая может остановиться.

Когда отец не пришёл домой и на следующий вечер, мы отправились в полицию.

— Где его видели в последний раз? — спросил полицейский.

— У монастыря, — сказала мать и потом неуверенно добавила: — Моя дочь так говорит… — она посмотрела на меня.

— Он уехал оттуда с монахиней, — сказала я, пытаясь сохранять невозмутимый вид.

— В последний раз видели с монахиней, — пробормотал полицейский и стал печатать это на пишущей машинке.

Через неделю мы постепенно начали настраиваться на жизнь без отца. Разница была невелика, разве что я перестала опаздывать в школу. Учителя даже удивлялись.

И вдруг в понедельник, возвращаясь из школы, я увидела у гаража его машину. Я заглянула внутрь. Пустые бутылки по-прежнему лежали на своём месте, только к ним добавился пустой пластиковый пакет. Я с тревогой открыла дверь квартиры. Бросила школьную сумку и прошла в гостиную. Там на диване сидели мои родители. Отец поднял голову.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — сказала я. — И где же ты оставил монахиню?

— В Риме.

— Твоему отцу понадобилась неделя, чтобы отвезти монахиню в Рим, — сказала мать.

— Конечно, ты бы управилась быстрее, — сказала я.