Мой отец - Фидель Кастро

В этом Фея была полностью права. Мои привилегии почему-то замечались сразу. Наверное, мне было противопоказано находиться на особом положении.

А поэтому я с нетерпением продолжала ждать приезда Феи, заполняя помидорами бесконечную вереницу корзин, что было совершенно необходимо для превращения обыкновенной кубинской девочки в Нового Человека.

Мое сердце отчаянно колотилось, и это было дурным предзнаменованием. А моим легким не хватало воздуха, и это тоже не предвещало ничего хорошего.

Наконец, случилось чудо. Моя голливудская звезда в милицейской форме вышла из своего «мерседеса». Когда я поняла, что она приехала без Таты, моя смелость исчезла без следа. Мне стало совершенно ясно, что никто не поможет мне вырваться из этого тесного ада. И все же я взмолилась:

— Мама, прошу тебя, ради всех тех, кого ты любишь. Ради Бога! Ради Фиделя! Ради Ленина! Забери меня отсюда!

Я, как за соломинку, ухватилась за микроскопическую надежду. Я умоляла маму, а из моей груди вырывалось шумное, хриплое дыхание.

— Нет, любовь моя. Ты и сама отлично знаешь, что должна остаться здесь, со своими товарищами, и быть во всем первой. Ты ведь знаешь, как мне это было бы приятно. Посмотри, Алина, что передала тебе Тата. Это бифштекс. Она заморозила его для тебя, когда в последний раз давали мясо. А я тебе привезла два жареных хлебца и банку сгущенного молока. Это тебе будет на неделю. И вот еще пакет гофио.

Но я продолжала ее умолять забрать меня отсюда.

— Если ты не прекратишь жаловаться, я немедленно уеду! — пригрозила Фея.

Она оставила меня в состоянии такого отчаянного одиночества, которое могут переживать только дети.

* * *

Я стала делать все, чтобы поскорее превратиться в передовой элемент. Результатом моих усилий явилось то, что я стала путать день с ночью. Мне становилось все хуже. Скоро лицо и шея у меня покрылись ужасными волдырями.

Меня отвели к врачу в поликлинику. Молодой медик не проявил интереса к моей эрудиции в медицинской области, когда я описала ему свое состояние:

— У меня колющая боль в правом легком и аритмия сердца, сопровождаемая тахикардией и одышкой.

Он срочно отправил меня в Гавану, опасаясь, что я заражу весь коллектив своими волдырями.

Полуденное солнце обдавало небеса своим жаром, когда меня передали на руки Таты. Мое сердце сильно билось.

Я сразу отправилась на любовное свидание со своим белым фарфоровым туалетом, этим непорочным зачатием цивилизованных естественных потребностей.

— Тата, я мочусь кровью!

— Кровью? А у тебя не месячные? Ах да, пока еще не должны быть… Во всяком случае, я видела только одну запись об этом: «11 ноября 1965 года Алина стала девушкой». Я нашла это в ящике письменного стола твоей мамы. А больше с тех пор ничего не было. Не знаю, что бы это могло быть…

— Тата, мне кажется, что я скоро умру.

После этого моего заявления Тата срочно позвонила маме и слово в слово повторила ей мои слова. Но мама приехала домой поздно вечером, потому что она не восприняла всерьез мои слова о близкой смерти. Ведь сама она не умерла, хоть перенесла очень много тяжелых болезней: гастроэнтерит, бруцеллез, гнойный аппендицит, гепатит, монокулез и даже укус бешеной собаки.

В конце концов ночью меня отвезли в больницу. Здесь когда-то приводили в порядок вскрытые вены тети Сули. В эту ночь дежурил врач-психиатр. Он нашел меня «нервной» и для успокоения применил какой-то препарат из белладонны, после чего я оказалась в коме.

Я решила, что умерла, потому что когда мне удалось открыть глаза, я увидела над своей головой старика Хоттабыча, окруженного белым облаком. Я чуть было не уцепилась за его бороду, чтобы он перенес меня из преддверия рая прямо домой. Но в это время ко мне подбежала заплаканная мама и крепко обняла меня.

Стариком Хоттабычем оказался Валейо, врач Фиделя. Под халатом у него была надета униформа капитана Сьерры. А я находилась не в раю, а в Национальном госпитале, в палате для иностранцев.

— Ее правое легкое сжалось до размеров небольшого кулака, желудок сильно поврежден, селезенка увеличена, почки в плачевном состоянии. Я введу ей восемьдесят миллионов единиц пенициллина. Не убивайся так, Нати. Пока есть жизнь, есть надежда.

Мне совсем не понравилось, как я выгляжу внутри, потому что, как говорила Лала Натика, «всегда нужно быть элегантной, даже при смерти». Но несмотря на эту неприятность, я мирно заснула, твердо уверенная в том, что не могу умереть так рано. Проснулась я только через неделю.

— Алина, тебе было очень плохо. Ты не приходила в себя целую неделю.

— А Фидель приходил меня проведать?

— Нет…

— Почему?

— Я не знаю. Спроси об этом у Валейо.

— Доктор Валейо, почему Фидель не приходил ко мне?

— Потому что он не знает, что ты болеешь.

— Почему он не знает?

— Потому что я не сказал ему об этом, чтобы не беспокоить его.

— Но теперь ты можешь сказать ему, что я болела.

— Теперь тем более не скажу.

— Почему?

— Он убьет меня за то, что я ничего ему не сказал.

И, невозмутимый, он вышел из комнаты.

* * *