Мой отец - Фидель Кастро

Мои безрезультатные попытки остаться в рядах пловцов спортивной школы так утомили меня, что я решила распрощаться с мыслью о плавании и записалась на подготовительные курсы, где хозяйничала мрачная дама итальянского происхождения с фамилией Ла Маркетти. Эта женщина была из семьи потомственных бейсболистов. Внешность Ла Маркетти была не слишком привлекательной. На темном лице хозяйки курсов поблескивали маленькие свиные глазки. Зато зубы у нее были не меньше, чем у лошади. Ла Маркетти органически не переваривала всех руководящих работников, а поскольку она не имела возможности досаждать самим руководителям, то с огромным удовольствием отыгрывалась на их детях.

На подготовительных курсах я вновь встретилась с Хильдитой Гевара, и наша дружба возобновилась.

Полгода назад Хильдита похоронила свою мать. Хильду унес в могилу жестокий рак. Моя подруга доверительно сообщила мне нечто такое, что сильно озадачило меня.

— Если бы ты только знала, что она сказала мне перед смертью. Ей ведь оставалось жить несколько минут, но она не удержалась, выплеснула на меня все это.

— Что же она могла такого страшного сказать?

— Ах, Алина… Она сказала, что кубинцы бросили в Боливии моего отца специально… Они хотели его смерти… Это было им на руку.

— Не понимаю, каким образом это могло им помочь?

— Понимаешь, она сказала, что они все это задумали, чтобы сотворить нового героя, в котором нуждалась Куба. Она еще сказала, что все его письма они подделали… Просто написали его почерком… Она сказала, что когда-нибудь все это выйдет наружу. Скажи мне, Алина, разве она не могла умереть без этих своих исповедей? Обязательно ей нужно было терзать меня своими откровениями? Я бы сейчас жила спокойно без этих идиотских мыслей об отцовской смерти.

Я ничего не ответила, потому что не знала, что сказать в ответ. Мать Хильдиты всегда казалась мне излишне эмоциональной. И потом, все эти мистификации были не в моем вкусе.

Ла Маркетти с наслаждением отравляла наше существование. Даже Хильдите оказалась не по зубам эта железная леди. Моя подруга продержалась на курсах полгода, после чего не без радости распрощалась с потомственной бейсболисткой.

Через некоторое время Хильдита вышла замуж за одного мексиканца, сосланного на Кубу за участие в выступлениях рабочих в столице Мексики, Мехико. Муж Хильдиты был лишь одним из пострадавших в результате гонений, учиненных против выступивших рабочих неким Эчеверриа, который вскоре был избран президентом страны. Через некоторое время после прихода к власти он прибыл с визитом на Кубу, где был весьма помпезно встречен.

Но перед встречей с кубинским руководством президенту Мексики пришлось повидаться со своими соотечественниками, сосланными на Кубу по его распоряжению. Наверное, это свидание с земляками не очень понравилось Эчеверриа, потому что вскоре все, кто встретился с высоким мексиканским гостем, очутились за тюремной решеткой. Среди мексиканцев, брошенных в тюрьму, оказался и муж Хильдиты.

Я пошла навестить свою подругу, прихватив с собой чемодан с одеждой и пару туфель: она жила очень бедно. А я хорошо помнила, как несколько лет назад, когда нам с Хильдитой было по одиннадцать лет, она помогала мне, отдавая свои небольшие сбережения.

У нее был малыш. С грудным ребенком на руках она последовала за своим мужем во вторую ссылку, на этот раз в Италию.

Я получила от Хильдиты известие спустя несколько лет, когда она вновь приехала на Кубу. Это было единственное место на земле, где она могла рассчитывать на помощь психиатра и нескольких старых друзей. У Хильдиты к этому времени родился второй ребенок, которого она еще кормила из бутылочки. Нередко ей трудно было отличить бутылочку с молоком от бутылки с ромом. Бесчисленные испытания, выпавшие на долю Хильдиты, надломили ее.

* * *

Хосе Рамон Перес соблазнял девушек Ведадо, пуская в ход свои неисчислимые прелести. У него были зеленые глаза с хитринкой и круглая, как шар, голова, украшенная длинной, густой и вечно взлохмаченной шевелюрой. Мелкие ровные зубы Хосе Рамона то и дело обнажались в неотразимой улыбке. Но все-таки главными козырями этого юного донжуана были не прекрасные белоснежные зубы и не сияющие глаза. У Хосе Рамона было более весомое оружие для покорения строптивых девичьих сердец. Он являлся счастливым обладателем потертых джинсов, замшевых сапог с бахромой и белого «фольксвагена», предела мечтаний многих молодых и не очень молодых кубинцев. А еще у Хосе Рамона был папа. Но не обычный папа, а член политбюро.

Хосе Рамон учился вместе со мной и Хильдитой на подготовительных курсах. До тех пор, пока наша железная Ла Маркетти не выгнала его. Справедливости ради стоит заметить, что факт изгнания из учебного заведения оставил пострадавшего юношу совершенно равнодушным. Чего не скажешь о самой Ла Маркетти, которая получила огромное удовольствие, вышвырнув из своей епархии очередного папенькиного сынка.