Мой отец - Фидель Кастро

— Занятия по французскому языку она проводит по заданию партии, — начала я. — Если ты считаешь, что помогать другим — это недостаток, то она этим недостатком и в самом деле страдает. Что касается твоих обвинений по поводу педикюра и очков, то моя мама просто не способна на такие хитроумные комбинации. Да, кстати, я попрошу ее положить ноги на твой письменный стол. Не догадываешься для чего? Чтобы ты увидел, в каком состоянии у нее ноги. И вместо педикюра, о котором ты с таким гневом говорил, ты увидишь мозоли. А знаешь, когда они у нее появились? Когда такие, как ты, засранцы еще делали себе в штаны. Моя мама подвергала смертельной опасности себя и свою семью, чтобы ничтожества вроде тебя могли жить по-человечески. Короче говоря, если ты, дрянь эдакая, не оставишь ее в покое, то, уж поверь мне, я смогу испортить тебе жизнь. От меня ты не дождешься такого великодушия, как от моей суперсознательной мамы. Да, кстати, ты не заметил, что она тебе по возрасту в матери годится?

Так был выполнен мой план по защите удочеренной мамы. Но обстоятельства сложились таким образом, что я смогла еще кое-что сделать для моей любимой Феи.

Дядя Рауль предложил мне должность переводчицы французского языка в своем секретариате. Я пришла к нему, чтобы поговорить о предложенной работе поподробнее. И вдруг меня осенило. А что, если сыграть на ностальгических чувствах дяди Рауля? Может быть, таким образом удастся как-то помочь маме? И я начала коварно расставлять сети человеку, который был мне, в общем-то, очень симпатичен:

— Ты знаешь, дядя Рауль, я так любила перечитывать твои письма маме, пока этот мерзавец Пачеко не заграбастал их для музея Революции.

Рауль окунулся в романтически-возвышенную атмосферу тех далеких дней. Я попыталась органично перевести воспоминания дяди в несколько иное русло:

— Как она заботилась о семье! Она была настоящей феей!

Ура! Рыбка попалась в сети! Мой дорогой дядя стал вспоминать о маминых деяниях. Пора было переходить к главному. И я стала с неподдельным страданием в голосе доверительно сообщать дяде Раулю о том, что мама в последнее время очень загрустила и что я делаю все, что могу, чтобы растопить лед в ее сердце, но это зависит не от меня. Я сравнивала ее с больной розой, которая источает свой аромат, когда другие цветы, наоборот, перестают пахнуть. Я говорила, что с первыми лучами солнца этот цветок закрывает свои лепестки, вместо того чтобы их открывать навстречу свету и теплу. Продолжая проводить параллель между мамой и прекрасной, но больной розой, я говорила, что она раскрывает свой венчик навстречу людям, которые не обращают на нее никакого внимания, которые ее не ценят — ее, так много сделавшую для них, продавшую свои драгоценности, чтобы купить оружие для штурма Монкады, и так далее, и так далее, и так далее…

В результате этой доверительной беседы мне удалось обменять мамин престарелый «мерседес» на другую машину. Теперь у моей Феи был если не новый, то, во всяком случае, вполне приличный автомобиль.

— Возьми «мерседес» себе. Я же знаю, что ты к этой марке неравнодушен. В автомастерской министерства тебе его приведут в приличное состояние.

— Нет, нет. Лучше продайте его. Это немного поддержит вас. Я слышал, что некоторые готовы отдать за «мерседес» сумасшедшие деньги. Кстати, лучше попробовать продать его в деревне. У крестьян, благодаря черному рынку, карманы полны денег.

Это действительно было так. На Кубе не на что было расходовать накопленные деньги. Поблагодарив Рауля за заботу и великодушие, я решилась еще на один шаг:

— Дядя Рауль, если ты хочешь, чтобы мама почувствовала себя по-настоящему счастливой, пригласи ее на торжества, посвященные событиям 26 июля. Каждый раз, когда она слышит, что встречаются участники штурма Монкады, она грустит. Ты ведь знаешь, дядя, что она имела самое непосредственное отношение к этому событию. Ты ведь пригласишь маму, дядя Рауль?

— Этого я не могу тебе обещать. Мне нужно будет обсудить это кое с кем.

Я вышла из кабинета Рауля в приподнятом настроенищ. А утром на следующий день к нашему дому подогнали синий «фольксваген». Мама была счастлива. Через несколько месяцев она получила приглашение принять участие в торжественной церемонии, посвященной событиям 26 июля. Правда, маму почему-то пригласили не как участницу штурма, а как члена семьи, пострадавшей в результате тех далеких тревожных событий, хотя единственной жертвой штурма Монкады в нашей семье оказалась сильно поредевшая шевелюра Лалы Натики. Это был печальный результат бабушкиной поездки в Сантьяго.

* * *