Мой отец - Фидель Кастро

Я оставила подаренные духи в кухне на полке и ушла. У меня не хватало смелости вернуться домой, где в томительном ожидании находилась мама. Она хотела услышать мой детальный рассказ о том, как проходила встреча. Я остановилась на углу улицы и стала ждать случайного автобуса, который увез бы меня далеко-далеко… На моих ногах болтались жалкие остатки попранной надежды. Я собрала их в горсть и протиснулась в трещавший по швам от пассажиров шестьдесят девятый автобус. Правильнее было бы сказать, что протиснулась только часть меня, а вторая висела на подножке. Я энергично работала локтями, вонзаясь в чьи-то лопатки. Это была типичная поездка в типичном кубинском автобусе.

Вечером позвонил Хорхе Анхель. Он сообщил, что свадьба будет проходить не у нас в доме, а в другом месте. Ее организацию и проведение взяла на себя Селия Санчес.

— Мне очень неприятно об этом говорить, но Нати на свадьбу не приглашена.

— Ну ты и дрянь! — ответила я ему.

Вот такими сводными братьями наградил меня господь. Один служил и нашим и вашим и всех, в конце концов, предавал, а другой был трусом из трусов.

— Почему все они против мамы? — спросила я у своего обожаемого кузена Майито.

— Не думай об этом. Матерей не судят. Их просто любят. Это единственное право детей по отношению к своим матерям, — сказал Майито, нежно теребя свои уши.

И я начала пользоваться этим правом. Может быть, моя любовь была в тягость маме, потому что я стала проявлять это чувство в очень явной форме. Я решила, что если присутствие моей мамы где-то неугодно, то, значит, и мне там делать нечего. С этого времени враги моей мамы автоматически становились и моими врагами. Пора было всерьез заняться этой женщиной, потому что больше о ней никто не заботился. Я в какой-то мере удочерила свою собственную мать. Ее нужно было защищать от многих, очень многих людей. И даже от Натики. Лала обращалась с моей мамой, как с умственно отсталой. Она ее просто затерроризировала своей бесконечной критикой. Мама даже не осмеливалась пригласить к себе в дом друзей, потому что бабушка Натика так злобно и ядовито высмеивала их, что пропадала всякая радость общения.

Мне хотелось, чтобы мама заняла в обществе то положение, которого она бы заслуживала, но даже сам Геракл не смог бы одолеть ту злобу и ненависть, которая бурными потоками обрушивалась на мою Фею. Несмотря на все наносимые оскорбления, мама упорно хотела доказать, что она — настоящая революционерка, а ее история с Фиделем — вовсе не мимолетное увлечение, не страсть, которой она безответственно отдалась. Она пыталась доказать, что связала свою судьбу с этим человеком совершенно сознательно и навсегда.

В маминой жизни произошло, наконец, событие, которого она так долго ждала. Преодолев все препятствия, чинимые Селией Санчес, она стала членом Коммунистической партии. Теперь она еще больше вошла в роль героини, оставляющей без внимания все унижения и оскорбления. Она была выше всей этой суеты. Думаю, мама все время пыталась убедить себя в том, что ей безразличны все эти ядовитые укусы, а на самом деле она очень страдала от этого. Но я не в силах была спасти маму от нее самой. И тогда я стала пытаться хотя бы оторвать ее от этого окружения, чтобы смягчить укусы врагов. Маме не раз уже предлагали работу в посольстве. Если не ошибаюсь, это каким-то образом было связано со шпионажем. Я стала уговаривать маму, чтобы она согласилась на это предложение. Ведь тогда она вновь превратилась бы в очаровательную женщину. Но пока мне не удавалось убедить маму поменять работу. А потому травля продолжалась. Селия Санчес не оставляла маму в покое до самой своей смерти. Умерла Селия от жестокого рака, поразившего все ее органы от легких до языка. Но до того, как умереть, эта женщина попортила немало крови моей маме.

Селия Санчес была самым непримиримым, но, к сожалению, далеко не единственным врагом моей мамы. Если говорить конкретно о семействе Кастро, то даже не верилось, что когда-то они ее нежно любили и писали ей трогательные письма.

Что касается моих отношений со сводными братьями, то я предприняла кое-какие решительные меры. Я предоставила им возможность жить своей жизнью, а себе — своей. Тем самым я освободила себя от торжественных семейных обедов и от двойной морали этой семьи.

* * *

В сентябре 1968 года мы вернулись в свою спортивную школу посвежевшими, похорошевшими и порядком располневшими. Летний отдых сделал свое дело. Но мы все уже соскучились по школе, по тренировкам. Мы искренне радовались встрече после долгой разлуки и предвкушали новые впечатления. Рано утром, сияя чистотой и свежестью, мы стояли на линейке, посвященной началу учебного года. Сообщение директора школы грянуло на нас, как гром с ясного неба: