Мой отец - Фидель Кастро

Он разворачивал свои войска. Наконец-то для него нашлась настоящая война! Ему наскучили эти второстепенные стычки в Сирии, Алжире, Намибии, Афганистане и Латинской Америке. Он как раз освобождался от сильного покровительства русских, приобретая все большую самостоятельность.

Фидель стоял перед картой, весь в пылу предстоящих сражений. Он даже не услышал моего вопроса. Я спросила у него, почему он лишил Кубу армии и оружия, зная, что наша страна находится под постоянной угрозой вторжения янки.

Я вышла из дворца с горьким убеждением, что меня Долгое время дурачили. И еще я подумала, что ввязав Кубу в войну в Анголе, Фидель тем самым оказал неоценимую услугу янки, находящимся всего лишь в девяноста милях от нашего острова. Имея под боком воинственного Фиделя, американская армия жующих жвачку блондинов, пребывающая в безделии со времен войны Вьетнама и Кореи, не осталась бы теперь без куска хлеба.

* * *

Мои друзья, оставшиеся в живых после чилийских событий, отправились в Анголу вслед за батальонами черных. Для того и были предназначены десантные войска. Целая армия кубинских солдат оказалась на черном континенте.

А я продолжала утверждать, что нельзя защищать коммунизм, вступая в противоречие с коммунистическими принципами. Это было просто нелогично.

Я ополчилась на Гондураса:

— Ты ведь не поедешь туда? Ведь не поедешь, Гондурас? Ты же не захочешь убивать людей? Ты должен отказаться от этой войны! Ты же знаешь, что такое быть сиротой! Разве тебе хочется осиротить других детей?

— Да ты с ума сошла, моя старушка! Ты хочешь, чтобы меня считали трусом и пальцем на меня показывали? Как я могу отказаться? Ты просто сама не знаешь, что говоришь… И потом, дело нашей Революции…

— Только уж хотя бы ты не говорил мне, что отправляешься в Анголу защищать Революцию! Насколько мне известно, Революция — не в Анголе, а здесь, на Кубе! Вот и защищай ее в своей стране!

Мои последние иллюзии рассеялись, и я, наконец-то, раскрыла глаза.

В последнее время моя жизнь превратилась в цепь меняющихся, как в калейдоскопе, развлечений — рыбалка, отдых на берегу моря или в горах в швейцарском домике, ужин в ресторане, праздничный обед с друзьями, развлекательные поездки… А кроме того, тряпки, побрякушки… Все это было, конечно же, весьма приятно, но я не желала идти на сделку с совестью и торговать своими принципами.

— Почему вы называете себя солдатами? Какие же вы солдаты? Вы — наемники! Самые обыкновенные наемники!

Мой любимый в задумчивости поскреб себе затылок и через некоторое время ответил на мое обвинение:

— Мне, конечно, не стоило бы тебе этого говорить… Но я очень хорошо тебя понимаю. Алина, вся проблема состоит в том, что для такой мелкой сошки, как я, очень опасно думать. Думают те, кому это можно. А я уже давно просто никто.

Он меня многому научил, мой многострадальный индиец. Когда под неодолимым напором ежедневной серости вдруг отступало романтическое настроение и чувства теряли свою свежесть, он говорил мне: «Никогда не бросай меня. Любовь понемногу образует свои собственные потребности».

Я ответила своему мудрому индийцу:

— Не волнуйся. Может быть, я когда-нибудь научусь жить с двумя правдами.

Несмотря на то что многие из воевавших в Анголе внешне совсем не похожи на наемников, они тем не менее ими были. Этих кубинских солдат нанял Агостиньо Нето. Он оплатил все, вплоть до стоянки в портах кубинских кораблей.

После этой страницы в истории Кубы к нам стали относиться презрительнее. Было впечатление, что остров несколько излишне обнажился перед миром. Ангольские события принесли во многие семьи Кубы печальные известия. Остров был в скорби.

* * *

Абрантес, находящийся в то время на посту министра внутренних дел, был направлен в Анголу с проверкой боевого состояния войск. У меня было предчувствие, что если Гондурас поедет вместе с Абрантесом, то он вряд ли вернется назад вместе с ним. Было логично предположить, что на Гондураса обрушится мощный шквал вопросов со стороны друзей и товарищей по оружию. Ведь в плане сплетен и злобы казармы ни в чем не уступают борделям.

Поскольку мои яичники отказались нормально работать, желудок и кишечник тоже бастовали, а другие внутренности под руководством мятежной нервной системы тоже вели себя неподобающим образом, мой муж опасался оставлять меня одну. К тому же он боялся, что его больная птица умрет от истощения, оставшись без его забот и без полупережеванной пищи, которую он заботливо вкладывал ей в клюв. Поэтому Гондурас убедил Абрантеса в том, чтобы тот устроил меня в одну из лучших клиник Гаваны для того, чтобы я смогла подлечиться. Предполагалось, что я пробуду там до их возвращения из Анголы.

Так я оказалась в клинике, которая называлась Хирургическое отделение министерства внутренних дел. Здесь лечились члены политбюро и их семьи.