Мой отец - Фидель Кастро

Я взяла букет увядших гладиолусов и опустилась в плетеное индонезийское кресло, полная решимости откреститься от своей предполагаемой близости со всеми существующими направлениями тропической моды.

Интервью о направлениях кубинской моды брали два журналиста. Свой самый главный вопрос они оставили на закуску:

— А как чувствует себя дочь Фиделя Кастро, представляя кубинскую моду?

— Вы что-то перепутали. Кубинская мода имеет своего достойного представителя в лице Качиты Абрантес. А моего покойного отца звали Орландо Фернандес.

От моего ответа Магали стало дурно. Так началась неделя „Кубамодас“. Было уже одиннадцать часов вечера. Сидя перед отобранными журналистами, усталая, с припухшими веками, я отрицала свое родство с Команданте, а также всякое отношение к представительным кругам кубинской моды.

Я позвала Альбиту.

— Вот следствие заявлений Тони! — сокрушалась я. — Начиная с одиннадцатилетнего возраста, каждый раз, когда кто-то спрашивает, не прихожусь ли я дочерью Фиделю, слово „да“ застревает у меня в горле. Я просто не могу его произнести. Это как дурной сон, Альба.

— Все сны, в конце концов, кончаются — и хорошие и плохие.

— Между нами говоря, меня абсолютно не волнует, что журналисты могут написать обо мне как о мятежной незаконной дочери Кастро. Но что превосходит мое чувство юмора, так это то, что из меня хотят сделать поборницу кубинской моды! Честное слово, это уже не смешно! Чтобы я рекламировала „yayaberas“ Делиты! И все эти камуфлированные костюмы, окрещенные „неустрашимая линия“. И эти тряпичные сандалии оливкового цвета! И юбки из ткани, которая стоит на манекенщицах колом и имеет вид рыбьей чешуи! Кажется, что от этих юбок еще веет запахом водорослей! И всю эту вереницу купальников под названием „Русалки“, сшитую Мартой Вероникой в Мексике… Нет, это уж слишком! Можно, конечно, сказать, чего от меня хотят. Но то, что я отказываюсь от подобной миссии, это совершенно однозначно. Представлять весь этот маскарад под соусом Качиты… Нет, увольте.

Альбита смеялась, а Магали пришла в ярость.

— Ты можешь сказать это тому, кто „подготовил“ журналистов для интервью. Я здесь ни при чем.

После этого интервью журналисты больше не могли проникнуть в артистическую уборную. Теперь на их пути стояли шкафы в костюмах и галстуках.

Через несколько недель ликующая Магали протянула мне журнал со статьей обо мне и с фотографией, на которой я сидела в индонезийском кресле с букетом гладиолусов. В статье говорилось о „тайной дочери Фиделя Кастро, которая способствует развитию и распространению кубинской моды“. И далее шло в назидательном стиле:

„В соответствии с поисками новых источников экспорта и в виду необходимости укрепления экономики страны путем приобретения конвертируемой валюты для преодоления империалистической блокады, которая мешает развитию нашей экономики, мы решили более широко задействовать кубинскую моду, организовав это зрелищное мероприятие, собравшее наших лучших модельеров…“

* * *

Даже Качита после выпитой бутылки водки не сказала бы хуже. Впрочем, алкоголь как раз действовал на нее положительно: после выпитого спиртного она становилась оживленной и очень забавной. Мне трудно было понять, кто был автором этого пустословия. Поскольку в статье был указан адрес, а сама статья перепечатана в другие журналы, сад Дома Моделей был буквально заполонен туристами. Они шли нескончаемым потоком, словно в зоопарк. Разумеется, главным зоологическим аттракционом была я. Повышенное внимание к Дому Моделей в моем лице отрицательно сказывалось на ежедневной работе всего персонала. Разумеется, манекенщицы не были признательны мне за происходящее, и артистические уборные переполнялись глухим ропотом недовольных.

Но я делала вид, что ничего не замечаю. Моя зарплата удвоилась, и я хотела и дальше жить в этом воровском раю. Это было почти то же, как если бы мне разрешали свободно распоряжаться деньгами в каком-нибудь банке: каждый день мы отправлялись с новыми туфлями для перепродажи и великолепными изделиями из серебра и черного коралла. Обмануть магазин не представляло для манекенщиц ни малейшей трудности. Мы жили, как набобы. Чтобы выманить меня отсюда, понадобилось бы поднести мне на блюде луну. Что вскоре и произошло. Из-за болтливости своего друга Папучо я узнала, что его мать, уже давно не появлявшаяся в Доме Моделей, оценивала сложившуюся ситуацию как неконтролируемую — журналисты не переставая осаждали все кабинеты.

Однажды вечером трем из них удалось проникнуть в артистическую уборную. Единственной одеждой, которая меня в тот момент прикрывала, была пара чулок. Я их держала в руках. В этом костюме Евы я дала им свой адрес, пока их не вышвырнули наемные убийцы из службы безопасности.

— Я жду вас там через полчаса. Будьте осторожны, перед моим домом — переполненная до краев выгребная яма.

До того как они приехали, я успела предупредить маму. Нати была моим последним убежищем. Она обладала талантом держать людей в напряжении. Этим-то даром она и воспользовалась. Через два часа пресс-конференции она объявила журналистам: