«Вопрос, который ставится сегодня, звучит: доказуемо ли, что Рузвельт (…) спровоцировал французский отказ от парижских договоренностей? То, что Рузвельт вызвал речь Бонне в Национальном собрании 26 января и тем самым решительно укрепил польское сопротивление?
Мое мнение: на этот вопрос следует ответить положительно (…)».
Буллит заявил польскому послу: «Если война начнется, то мы, конечно, не примем участия в ее начале, но мы закончим ее». И на вопрос, вступят ли США в возможную войну против Германии, он ответил:
«Без сомнения да, но лишь тогда, когда Англия и Франция первыми нанесут удар!»[222]
К этому времени президент США уже в течение многих лет занимался возвращением Соединенных Штатов в мировую политику. Поскольку, однако, огромный американский потенциал в смысле активной мировой политики можно было действенно применить лишь в столкновении мирового масштаба, он не останавливался перед использованием в этих целях конфликтных возможностей. Не затем, чтобы сохранить британскую мировую империю или французскую, бельгийскую и голландскую колониальные империи; его также не занимала независимость Польши, ею он, не раздумывая, пожертвует позже в переговорах со Сталиным, так же, впрочем, как и Черчилль. Речь для него шла об увеличении американского могущества. Через своего доверенного Буллита он оказал скрытый нажим на британское и французское правительства, вынудив отказаться от компромиссов с Германией.
Едва ли не со дня на день положение Германии снова драматично изменилось в худшую сторону. Если в начале 1939 года тешились надеждой окончательно консолидировать статус рейха великодушным урегулированием с Польшей, то, после недоброжелательного отказа Польши, оказались перед готовностью к интервенции, провозглашенной обеими западноевропейскими державами, которые, кроме того, заявили о намерении всемерно увеличить свои усилия по вооружению. Скрытая враждебность США и Советской России округляла картину чрезвычайной угрозы рейху.
Известный американский историк Тэнсилл цитирует американского журналиста Верне Маршалла:
«Президент Рузвельт указал (летом 1939 года) Уильяму Буллиту, тогдашнему послу в Париже, письменно сообщить французскому правительству, что, если в случае нацистского нападения на Польшу Франция и Англия не придут к ней на помощь, то этим странам, в случае возникновения всеобщей войны, не стоит ожидать помощи от Америки. Напротив, если Франция и Англия (в случае нацистского нападения на Польшу) сразу объявят Германии войну, они могут ожидать от Соединенных Штатов “любую поддержку”.
Согласно инструкции Рузвельта, Буллит должен был передать это “Джо” и “Тони”, то есть послам Кеннеди в Лондоне и Биддлу в Варшаве. Рузвельт пожелал, чтобы Даладье, Чемберлен и Йозеф Бек были поставлены в известность об этом указании. Буллит, недолго думая, послал письмо Рузвельта курьерской почтой Кеннеди. Кеннеди последовал примеру Буллита и переслал его дальше Биддлу. Когда нацисты захватили Варшаву и Бек исчез, нота Рузвельта должна была попасть им в руки. Человек, сообщивший об этом, видел ее в октябре 1939 года в Берлине[223]
.В отчете Лукасевича, польского посла в Париже, польскому министру иностранных дел Беку о беседе с американским послом в Париже Уильямом Буллитом сообщается:
«Соединенные Штаты располагают по отношению к Англии различными и неимоверно значительными средствами принуждения. Одной только угрозы их применения может оказаться достаточно, чтобы удержать Англию от политики компромисса за счет Франции[224]
.Запись в дневнике Джеймса В. Форрестола, ставшего позднее министром обороны США, воспроизводит разговор с Кеннеди, американским послом в Лондоне, из которого он узнал о заявлении, сделанном Кеннеди Чемберленом, что «Америка (…) загнала Великобританию в войну (против Германии)»[225]
. Рузвельт являлся решающей фигурой. Он желал вершить мировую политику, безусловно зная, что с огромным потенциалом Соединенных Штатов он имеет на руках наилучшие карты для глобальной «Powerplay».