Мой папа - плейбой

Богдан кивнул. Бросил взгляд на сына. Обычно тот трещал без умолка, так что у Связерского не оставалось шансов сделать что-то не так или еще как-нибудь затупить. Сын будто бы сам подсказывал отцу, как ему себя вести, сглаживал все углы и возможные шероховатости. А тут он молчал, и Богдан вдруг отчетливо понял, что просто не представляет, что ему делать дальше. О чем говорить, и вообще… Он как будто проходил экзамен. Именно в этот момент. Не тогда, когда первым написал Марку, или когда впервые его увидел. Но сейчас…

— Хочешь, погоняем на улице мяч? Можно позвать твоих друзей и…

— Нет! — не дав договорить отцу, сорвавшись в фальцет, проорал Марк. Потом как будто смутился, отвел взгляд. Богдан перевел непонимающий взгляд на Риту, но та, как и он секунду назад, с удивлением смотрела на сына. Он не понимал, что происходит.

— Я сделал что-то не то?

— Нет! Просто я набегался уже, и рука разболелась… — не то чтобы убедительно промямлил Марк.

— На воротах, говоришь, стоял? — хмыкнула Рита, ножом смахивая овощи в миску.

— Ну… Эээ…

— Ты бы поберег себя. Мама права. Даже такие травмы с возрастом вылезают боком, — поддержал тему Богдан, проводя рукой по собственной щиколотке, которая его все сильнее беспокоила. — В хоккее себя нужно беречь.

— Серьезно? И это говоришь ты? Самый большой громила в НХЛ? — как-то нервно рассмеялся Марик. С его сыном что-то происходило. Богдан чувствовал это, как и то, что следующий сезон будет чертовски трудным. Но он не знал, ни как вывести Марка на откровенность, ни что вообще делать в этот самый момент.

— Драки — это неотъемлемая часть игры, — пожал Богдан плечами, — а я хорош в этом деле. Если хочешь, поделюсь парочкой секретов.

— Марк не любит драться.

— Если он хочет чего-то добиться в спорте — этому придется научиться.

Марк опустил взгляд еще ниже. Да что ж такое, мать его?! Что не так? Богдан чувствовал, что все, что он говорит — проходит мимо кассы. Он делал что-то не то. Определенно. Может быть, ему и правда не стоило приезжать? Но, черт… Как же хотелось! Хотя бы одним глазком посмотреть на них. Узнать, чем они жили и как. Увидеть… а бог его знает, что? Может быть, ее такую — домашнюю, растрепанную, в старом выцветшем платье, родом еще, наверное, из прошлого века. С выпачканными землей ступнями. Ступнями ухоженной, шикарной женщины. И с розовым лаком на ногтях.

Беседа не клеилась, как он ни старался. Марк вроде бы и болтал, но Богдан чувствовал в нем какую-то несвойственную ему зажатость. Тогда не став продлевать агонию, Связерский засобирался домой. И, кажется, это было самое правильное решение за весь этот чертов день. Рита с облегчением выдохнула, да и Марк, который сам зазывал отца в гости, тоже как будто расслабился. На радостях его снабдили пакетом яблок и выпроводили.

Рассекая капотом зыбкий от жары, как будто густой, раскаленный воздух, Богдан нашарил в пакете одной рукой яблоко и с удовольствием откусил. Стоило признать, его визит оказался провальным. Он в чем-то напортачил, но что бы кто ни думал об умственных способностях спортсменов, дураком он не был и отчетливо это понимал. Впрочем, даже его мозгов не хватало для того, чтобы догадаться о причинах замкнутости сына. Возможно, ему стоило поговорить с Ритой. Но это потом. Когда осядет пыль от его необдуманного визита.

Богдан задумчиво постучал пальцами по рулю арендованного наспех джипа. Он не знал, что ему делать дальше. Куда ехать и чем заняться? В жилищном комплексе, где ему сняли апартаменты, был неплохой спортзал, и прямо с утра Связерский выполнил положенный комплекс упражнений, отчего мышцы и сейчас приятно ныли. А больше… что ему делать в городе, который давным-давно стал чужим?

А потом почему-то вспомнилось. И как магнитом потянуло в то место… Глупо, совершенно по-идиотски. Тринадцать лет прошло, там уже все наверняка изменилось, и не было ни крыши, ни… вообще ничего не было. Но несмотря на собственные разумные, в общем-то, мысли, Богдан свернул на развязке и понесся в сторону бывшего дома. На въезде пришлось постоять в пробке, а когда приехал…

Дерьмовая это была идея.

Все навалилось в одночасье. Вид обветшавших за последнее время домов, знакомые до боли улочки, подворотни, которые он досконально изучил, убегая от пьяниц-родителей, будто бы набросили на его горло удавку. Накинули и потащили туда… обратно, в самые темные, самые отвратительные воспоминания, на которые он давным-давно забил.

Зачем он сюда приехал? Что хотел отыскать? Чего еще не понял в этой всей срани?! Ведь думал, что поумнел. Ведь уже решил, что не хочет больше растрачивать себя на что-то меньшее, чем хорошее… И что не позволит больше прошлому руководить своей стремительно убегающей жизнью. Да что б его! Этот мир так стар, а люди в нем так ненадолго, так какого же черта, господи, он снова раскис?! Нет большей глупости, чем, будучи взрослым, состоявшимся мужиком, оправдывать свое дерьмо паршивым детством, вновь и вновь позволяя ему руководить своей дальнейшей жизнью.