Рано я обрадовалась, подумав про Аурума, что он не испытывает ко мне жалости. Даже шутка его не задела. Лицо старика опечалилось, и я поймала взгляд не у себя на лице, а ниже. Поняла — почему. Я в платье, ворот на три пуговицы расстегнут и отогнувшийся край обнажает шею, ключицу, — видна часть моих самых глубоких и прекрасных отметин от когтей и зубов. Жалко ему меня, он ведь не знает и не понимает, что это все подарок судьбы и новой жизни! Где бы я была сейчас, если бы не тигр?
— Мне скоро собираться и выходить. Когда завтракаем?
— А? — Аурум очнулся, обернулся к плите — металлической плашке над специальным маленьким очагом, и снял чайник. — Завариваю. Минут десять.
Он достал часы-луковку из кармашка, сверился.
— Тио… если ты работаешь для пропитания, и чтобы оплатить жилье, то…
— Спасибо за великодушное предложение. — Не очень вежливо и не очень ласково перебила я Аурума. — Но я уже два года не оплачиваю жилье и не покупаю себе продукты, у меня все было и есть просто так. Работаю, потому что хочу, и там, где хочу.
Тот лишь поднял раскрытые ладони в знак молчаливого согласия.
Мне захотелось еще наворчать, и, чуть погодя, поняла почему испортилось настроение. Мне уже пора, а Грима так и не увидела. Он не придет. Он вообще не завтракает, даже водой и хлебом?
Наспех съев все, что Аурум подал на завтрак, убежала в комнату и быстро переоделась в теплое, схватила ветровку и сумку, сапоги, чтобы в верхнее одеться уже у двери. И застряла внизу лестницы.
Ладно, минута-другая не критичны. Прошла наугад в правое крыло дома, одним глазком посмотреть — что там. В закрытые двери ломиться не стала, а в третью, что уже была приоткрыта, сунулась.
Какая-то большая мастерская, заставленная в полумраке мало различимыми предметами. Пахло как в столярной, приятно — деревом, лаком, морилками всякими. И по опыту в «Трех шкурах» даже смогла различить специфический тонкий аромат выделанной кожи. Она явно где-то лежала недалеко от двери, в рулонах или листами. Что делать? Любопытство сильнее — и где минута, там и десять, по проезду, если надо побегу.
А с другой стороны… я когда-нибудь вытравлю эту никому не нужную пунктуальность из себя? Сама Агни опоздает и откроет гаражи, когда я четверть часа у них уже дубеть от холода буду!
Открыла дверь пошире, протиснулась и зашла. Не задеть бы ничего и не уронить с грохотом. Дерева здесь полно! Как обработанного, так и нет. Большой стол, много досок и целых деревянных полотен, в углу… кажется, что вроде нашей покрасочной — оттуда тянуло химическими запахами. Аурум говорил о шитье и готовке, ни слова про столярное дело… Да, ладно! Неужели это мастерская Грима?! Неужели великий и ужасный Безымянный, призрак города и Черный Колдун занимает досуг тем, что собирает табуретки?!
От внезапности я вздрогнула и застыла, когда за следующим шагом, за узкой ширмой мне открылась часть помещения, и я увидела чье-то лицо и руки.
— Какого ляда…
Не живые, недвижимые, вырезанные и отшлифованные до гладкости. Барельеф из куска дерева, и я быстро догадалась — кому портрет принадлежит. Все вещи перекинула в одну руку, а свободной подцепила лампадку с выступа на стене. Подошла и поднесла огонь ближе, чтобы разглядеть черты получше.
Тактио не похожа на меня. Вернее, я на нее. Совсем. Во всем! Руки прекрасные и тонкие, а у меня, хоть тоже не пальцы-сосиски, но все-таки рабочие и грубоваты. Шея идеально тонкая и длинная, гладкая. У нее тело было, как тростинка, наверное. Я жизненным соком больше налита, меня хоть есть за что пощупать. У нее волосы тонкие и не очень что бы густые. И Грим, при всей своей любви к Колдунье, не соврал, написав, что она лицом не красавица: подбородок крошечный, губы короткие и круглые, как у рыбки, узкий нос, узкие скулы. И, самое главное наше различие — общее выражение.
Грим талантлив! Он сумел передать одухотворенность, кротость, какое-то неуловимое сияние служения людям. Море наивности, невинности и чистоты. Такую Тактио возможно любить только сердцем, не помышляя прикоснуться к ней с плотским желанием. Вот жуть! Если она — это я в прошлой жизни, то я себе не завидую. Не удивительно, что умерла молодой, — такие цветочки в суровом мире гибнут быстро, потому что не умеют бороться.
Я вспоминала все, что успела прочесть в тетради, пытаясь увидеть девушку не только со своей оценкой, но и глазами ее Патрика. На последних листах она прижимала к себе его, душу в теле маленькой куклы и умоляла больше никогда не притворяться неживым. Она говорила, что любит, и что больше у нее никого нет. И у него тоже больше никого не было. Два одиноких создания, способных соприкасаться только сердцами… ведь она — Ангел, и он — Дух.
— Да, Грим, я знаю, что ты — Дух Жажды, которого все так хотят разбудить… и слепому ясно.
Я шепнула сама себе, беззвучно, и решила уходить. Мало ли, вдруг сейчас хозяин мастерской объявится и покусает меня за то, что приперлась без спроса. Клыкастый и злой.
Тайны тайнами, а мне пора на работу.
Ультиматум