Мои шифоновые окопы. Мемуары легенды

Анна выбрала для бракосочетания шелковое платье из бутика Chanel бледно-кремового оттенка. После церемонии она переоделась в платье для медового месяца из парижского бутика Chanel: в сине-белую полоску, из шелка, длиной по щиколотку, на пуговицах спереди. Когда она вновь появилась перед гостями, ей нужно было спуститься по лестнице в квартире. Все собрались у подножия в надежде, что, следуя традиции, Анна бросит букет невесты. Но подружек невесты не было. Единственной подругой среди присутствующих была Джоан Джулиет Бак, чья близкая дружба с Карлом позволила раздобыть свадебные платья.

_“ Анна Винтур сделала меня самым высокопоставленным чернокожим в истории модной журналистики._”

Анна проигнорировала чаяния толпы и, спустившись, направилась прямиком ко мне. «Вот, позаботься об этом», – сказала она, сунув мне букет.

Я вернулся в офис около половины пятого (конечно же, мне нужно было вернуться в офис) и сразу заглянул в кабинет Грейс Мирабеллы. У меня было ощущение, что она ждет меня, и я не ошибся. Там же находился и мистер Либерман.

«Ну? – спросила Грейс. – Как все прошло?»

«Она сунула мне букет невесты!»

Двумя годами позже Анна ушла из американского Vogue, чтобы занять пост главного редактора британского Vogue, и попросила меня перейти вместе с ней в качестве креативного директора.

Я сначала согласился и уже было анонсировал свой уход из американского Vogue. Но потом засомневался. У меня не было иллюзий относительно амбиций Анны, хотя она никогда не обсуждала со мной свою карьерную стратегию. Задуматься меня заставила бабушка: она была уже в преклонном возрасте и жила одна. Если бы с ней что-то случилось, из Лондона я бы так быстро до Дарема не добрался.

К тому же я, видимо, боялся ехать в Лондон. Когда WWD командировали меня в Париж, они обо всем позаботились. Мне оставалось только собрать свои вещи и сесть в самолет. Анна не предлагала мне стильные меблированные апартаменты – бюджет британского Vogue не мог покрыть такие расходы.

Вместо позиции в Лондоне я получил любезное предложение от мистера Либермана занять должность редактора по стилю в Vanity Fair под общим руководством редактора Тины Браун. Однозначно, Анна Винтур приложила руку к тому, чтобы этот перевод прошел легко.

Журнал Vanity Fair дал мне такую степень свободы, которой не было для меня в Vogue. Впервые мне доверили самостоятельно разрабатывать концепции. Плюс я наслаждался работой с Тиной Браун и у меня оставалось время на общение с Анной Винтур. Когда я приезжал в Лондон к лорду Сноудону, я мог заскочить к Анне в офис, и она просила сотрудников позволить мне поработать пару дней за их столами. Я имею в виду важных людей, таких как креативный директор Патрик Кинмонт! Она показывала мне макеты, и мы обсуждали дизайн, словно по-прежнему были коллегами. Нас объединяла наша преданность общему делу.

В 1987 году, на пятьдесят восьмом году жизни, скоропостижно скончался Энди Уорхол. В соборе Святого Патрика на Пятой авеню прошла грандиозная поминальная месса, на которой присутствовал весь Нью-Йорк. Этот печальный повод собрал людей, наполнивших церковь до отказа. Я сидел рядом с Изабеллой Блоу, надевшей красивый черный костюм от кутюр Bill Blass (за который она заплатила) и соответствующую случаю шляпу. Мы сидели на одной скамье с Домиником Данном[18]. Во время отпевания я подумал о том, какое влияние Энди оказал на развитие моей карьеры. Он был мне замечательным боссом и верным другом до самой кончины. Энди умел принимать людей во всем их многообразии. То, что вы были не таким, как другие, никогда не было для него проблемой: именно этого он и ожидал от своих друзей. Мне повезло, что я испытал такого рода отношение на заре своей карьеры. Он был одним из величайших художников двадцатого века, и его наследие будет продолжать поражать умы.

Вскоре после похорон Анна вернулась в Нью-Йорк в качестве главного редактора House&Garden. Первой ее задачей было сменить название журнала на HG. Второй – назначить меня креативным директором. Она не рассказала мне, почему сменила пост, но она и не была обязана. Я не был слеп: было очевидно, к чему все идет. Хоть об этом и не говорили вслух, все понимали, что Анна метит на место Грейс Мирабеллы.

Переход Анны в House&Garden был смелым шагом, он привлек много внимания, причем не всегда позитивного. Тем не менее нам там было хорошо. Мы оба приезжали в офис к половине восьмого утра, и часто наши арендованные седаны Condé Nast от Big Apple Car могли поравняться на Мэдисон-авеню. Мы опускали стекла и махали друг другу, пробираясь в центр города через утренние пробки.

Анна времени зря не теряла: она принимала решения быстро и никогда их не меняла. В самом начале первый час дня посвящался расчистке арт-отдела от всех накопившихся портфолио, снятых, но так и не пригодившихся. Мы заново создавали журнал по дизайну интерьеров, и эти пыльные старые фото должны были освободить ценное место для нового контента.