Мой сводный кошмар

– Брат официантки? Серьезно?

Хорошо, что у нее хватило ума промолчать, пока гостьи и отец были рядом. Иначе вряд ли бы она еще хоть раз вошла в этот дом.

– Ну что, – сообразив, что я не настроен обсуждать эту тему, интересуется Светка, – так и будем сидеть?

– Неа, – тушу сигарету, спихиваю с себя наездницу и поднимаюсь, – пойду познакомлюсь поближе с новой родней.

– Ну тогда, извини, я прокачусь с ребятами на одну вечеринку.

Пожимаю плечами: не за что извинять. Побоку. Даже то, что я понимаю: Светка хотела, чтобы я ее удержал.

Зайдя в дом, прислушиваюсь.

Тихо.

Если не считать шагов Полины, которая бродит по первому этажу, осматривая новую территорию. Заметив меня, улыбается, снова пробегается взглядом по моей левой руке, а потом с непосредственностью ребенка говорит мне со вздохом:

– Тату тебе больше идет, чем засос.

Машинально поднимаю вверх руку, провожу пальцами по шее, где прошлись Светкины зубки. Да хрен там – так быстро не рассосется.

– Посмотрим, что ты будешь думать лет через пять, – усмехнувшись, прохожу мимо вертихвостки в свою комнату.

Остальные гости уже выбрали себе место для проживания. У Виктории, понятно, выбор был невелик, младшая выбрала комнату рядом с моей, а официантка попыталась забиться в угол, хотя был вариант и получше.

Впрочем, наверное, это были не просто случайные слова насчет «не будем мешать», а ее личное кредо. Потому что она делала все, чтобы как можно реже попадаться мне на глаза. Но все равно попадалась.

Как обычно, некстати, не вовремя, под горячую руку.

Словом, жутко бесила и как будто не понимала, чем именно.

А ответ лежал на поверхности: всем.

Даже тем – или особенно тем, – что она вообще существует.

Глава 18. Кирилл, прошлое, три года назад

Правильная, хорошая девочка…

Которая раз за разом убивает все мои намерения держаться подальше, не замечать ее, игнорировать.

В ней кажется неправильным все. То, что она добавляет в кофе слишком много сахара и молока. То, как медленно ест. То, как кромсает на мелкие части блюда, которыми ценители любовались бы час, прежде чем вообще прикоснуться к ним. То, как кривится при виде устриц. И то, что смотрит только в тарелку, хотя мы сидим с ней напротив друг друга.

Она раздражает неимоверно.

Но не дает даже возможности выплеснуть это раздражение.

Я слышу, как она смеется, болтая с подружками по телефону. Долго и слишком громко что-то печатает в своем ноутбуке, ленясь закрыть дверь. Вижу, как улыбается, когда ей что-то говорит мой отец. Просто светится счастьем, когда ее обнимает мать. И от нее за версту разит добротой, когда она не выпроваживает из комнаты младшую сестру, а с удовольствием с ней общается.

Вижу, слышу, отмечаю какие-то моменты со стороны. Но практически за неделю мы не обмолвились с ней ни словом.

Так, только случайно пересекаемся, да и то в те моменты, когда она не одна. Или с Полиной, которая успевает крутиться хвостом за ней и болтаться возле меня, если я появляюсь. Или с матерью. Или с моим отцом. Или за общим столом, если я изредка попадаю на семейную трапезу, а скорее – терапию, которую вводит Виктория.

Один на один мы пересекаемся в воскресенье. Тоже случайно. Я возвращаюсь с вечеринки с единственной мыслью о чашке кофе под сигарету. А она, видимо, только проснулась и крутится возле кофемашины.

Услышав шаги, оборачивается, и с ее губ медленно сползает улыбка, которая была заготовлена для других.

– Доброе утро, – роняет она, отворачиваясь.

Ну да, она ведь хорошая девочка.

Выдавливает эти слова через силу, но вроде бы молчать как-то невежливо. Наверное, мне хочется вытащить ее настоящую из этого панциря вежливости, проверить, как далеко она готова зайти, чтобы остаться удобной, потому что с какого-то хера я говорю:

– Сделай и мне. Эспрессо. Без сахара.

Ее плечи слегка напрягаются, но она молча достает чашку.

– Мне нравится пить из черной.

Она достает черную чашку, делает кофе. А я стою в проеме двери и дырявлю взглядом ей спину.

Она практически не распускает волосы, разве что когда они еще влажные, как сейчас. Обычные бриджи, обычная майка с вырезом сзади, позволяющим увидеть родинку на левой лопатке.

Обычная вся.

А я продолжаю смотреть на эту чертову родинку, даже когда она поводит плечами, видимо почувствовав мой взгляд и пытаясь избавиться от него.

Сделав кофе, она на секунду задумывается, а потом направляется с чашкой ко мне. Он горячий, поэтому она идет медленно, боясь разлить его на босые стопы. А когда приближается и поднимает свой взгляд…

Не знаю, что происходит, – это похоже на замыкание. А то, что я делаю, – то ли попытка дожать ее, то ли оттолкнуть от себя окончательно…

Достав бумажник, выуживаю купюру, не глядя даже какую, и, когда тянусь за чашкой, даю ей обмен.

– Что это? – спрашивает она с неловкой улыбкой.

– Твои чаевые. Ты же сейчас не работаешь. Наверное, как и мать, поняла, что есть варианты получше.

Я помню выражение ее глаз до сих пор.

Не обида – нет, и не злость. А все то же разочарование, что и в ресторане, когда я спокойно наблюдал за тем, что делает Светка.